Все права на данную статью принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной статьи полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия статьи, её автора и адреса статьи в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной статьи присылайте на адрес электронной почты:
часть вторая
Владимир Мартыненко, доктор политических наук, профессор
Видимость законности как худшая форма беззакония
или трагикомедия под названием «Приватизации государственной собственности в 19932003 гг.»
Журнал «НАУКА. КУЛЬТУРА. ОБЩЕСТВО.», № 6, 2006, стр. 4660
|
|
Часть |
С
оздание видимости законности приватизации государственной собственности могло, конечно, рассматриваться российскими реформаторами (и их иностранными советниками) как условие обеспечения необратимости проводимых экономических реформ. Однако видимость законности и законность приватизации далеко не одно и то же. В условиях фактического отсутствия источников первоначального капитала внутри страны и формального отказа от продажи государственной собственности иностранному капиталу появление в необходимом объеме денежных средств у новых собственников могло происходить с использованием двух механизмов. Во-первых, за счет неоправданной денежной эмиссии Центрального Банка в виде кредитов, предоставляемых через «нужные» банки юридическим лицам из политических и коррупционных соображений, а также за счет аналогичных (по фактическим целям использования) финансовых субсидий правительства. 11 Поскольку подобная деятельность неизбежно должна была приводить к разгулу инфляции, потенциальным покупателям государственной собственности из числа получателей кредитов и субсидий должна была быть обеспечена возможность конвертировать полученные кредиты в твердую иностранную валюту. Тем самым, с одной стороны, «первоначальный капитал», который должен был быть направлен на покупку государственной собственности, становился застрахованным от обесценения рубля; а с другой стороны задолженность по полученным кредитам в рублях в результате той же инфляции сводилась к нулю. Это означает, что формируемый таким образом для нужных лиц первоначальный капитал, необходимый для обеспечения видимости законности будущих приватизационных сделок, должен был сопровождаться ростом внешней задолженности государства. 12 Естественно, что погашение указанной задолженности цинично перекладывалось уже на всех российских налогоплательщиков. Мог ли этот вариант отвечать целям «социальной справедливости», соответствовал ли он задачам социально-экономического развития страны или интересам государственного суверенитета и независимости? Ответ понятен нет, не мог. Второй вариант «первоначального накопления» капитала для создания в дальнейшем видимости законности приватизационных сделок включал формирование и последующее мнимое банкротство различных финансовых пирамид, вовлечение в этот процесс средств населения, кредиторов и вкладчиков коммерческих банков, а также государственного бюджета. 13
Основным (но далеко не единственным) механизмом реализации второго варианта первоначального накопления капитала стал рынок государственных краткосрочных облигаций формирование пирамиды ГКО. Выпуск ГКО с самого начала не был обусловлен экономическими причинами и потребностями бюджета. Первые выпуски ГКО (1993), по сути, носили демонстрационный характер, показывающий возможность установления цивилизованных кредитных отношений между государством и налогоплательщиками для покрытия временных разрывов между поступлением и расходованием средств государственного бюджета. Эти цивилизованные отношения нашему правительству (министерству финансов), установившему обязательное авансовое перечисление налогов на прибыль (доходы) до ее фактического получения, на самом деле, были не нужны. Поэтому демонстрационные выпуски ГКО так бы и остались демонстрационными, если бы не два обстоятельства. Во-первых, в этом механизме правительство разглядело отличный механизм перераспределения государственного бюджета для целей первоначального накопления капитала для нужных лиц. Во-вторых, переход на этот механизм обеспечения видимости законного первоначального накопления капитала оказался востребован во многом в виду того, что для Международного валютного фонда, основной объем кредитов которого использовался для реализации первого варианта, 14 потребовалось (для доказательства эффективности своей деятельности в России) создание опять же видимости снижения инфляции и некоторой стабилизации валютного курса рубля. Формирование и использование рынка государственных ценных бумаг в этом отношении являлось более приемлемым решением задачи перераспределения национального дохода и национального богатства по сравнению с прямыми кредитами Банка России и финансовыми вливаниями правительства приближенным лицам, поскольку инфляционное воздействие от выпуска государством своих ценных бумаг наступает с некоторым временным лагом. 15 Созданию видимости борьбы с инфляцией служило также ограничение деятельности, включая банкротство и ликвидацию, тех коммерческих банков, которые не входили в круг особо приближенных или обслуживали интересы конкурирующих политических групп. Начало массовому банкротству банков положил сознательно спровоцированный действиями Банка России и правительства кризис межбанковского рынка 1995 г. Тот факт, что при этом происходило фактическое ограбление клиентов обанкротившихся банков, основную часть которых составляли представители малого и среднего бизнеса, а также население, правительство и Банк России, похоже, мало заботило.
Вместе с тем в стране появились «уполномоченные банки», которым правительством поручалось вести бюджетные счета, на которых стали аккумулироваться значительные бюджетные средства. При этом указанные банки приобрели статус и положение основных дилеров рынка ГКО, что позволяло им осуществлять исключительно выгодные операции, связанные с предоставлением правительству мнимых кредитов. Последние предоставлялись за счет размещенных на счетах в данных банках бюджетных средств. К началу 1995 г. доходность по ГКО, уровень которой находился под полным контролем правительства и Банка России, достигла «заоблачных высот». В январе 1995 г. средневзвешенная доходность государственных краткосрочных облигаций со сроком погашения до 90 дней составляла 263% годовых. 16 Причем у назначенных Банком России основных дилеров рынка ГКО доходность по операциям с этими ценными бумагами могла превышать и 1000% годовых на вложенные средства, поскольку они имели возможность приобретать их у Банка России по более низкой цене, а продавать всем другим инвесторам по более высокой. «Уполномоченные» банки получали двойное преимущество благодаря возможности использовать практически бесплатные для них бюджетные средства для покупки ГКО. Иными словами, из тех средств, которые поступали в виде налогов в распоряжение правительства, ему же предоставлялись кредиты в виде покупки государственных ценных бумаг. Более того, затраченные уполномоченными банками средства на покупку ГКО (т.е. на кредиты правительству) вновь возвращались к ним на бюджетные счета в виде полученных правительством кредитов, и весь процесс продолжался снова и снова. За использование собственных бюджетных средств, вернее, средств, полученных за счет налогоплательщиков, правительство выплачивало уполномоченным банкам исключительно высокие проценты. Если взять в качестве базы для их расчета доходность по ГКО в размере 200%, то получим, что за год на каждый рубль, внесенный налогоплательщиками в бюджет и оказавшийся на бюджетном счету в уполномоченном банке, последний мог получить из того же бюджета как минимум два рубля. Это означает, что в отдельные периоды не только все налоговые поступления в бюджет уходили «на сторону», т.е. на обеспечение первоначального накопления капитала нужным лицам, туда же отправлялись и средства, полученные от продажи ГКО неуполномоченным банкам, предприятиям и организациям. Таким образом, выпуск ГКО, проходивший во «взаимодействии» правительства и Банка России, главным образом, в целях формирования приближенными финансовыми структурами «первоначального капитала» и создания видимости законности продажи им прибыльных объектов государственной собственности, превратился в один из главных факторов, обусловивших рост дефицита бюджета и неоправданное увеличение государственного долга. Это означает, что не потребность правительства в покрытии дефицита бюджета вызвала необходимость перехода к «денежной» приватизации (как это, кстати, объясняется в докладе Счетной палаты). Эта необходимость была порождена самой идеей перехода к такой форме приватизации и создания видимости ее законности, что привело к образованию «черной дыры» в бюджете и крупномасштабному росту государственной задолженности.
В этих условиях особой циничностью отличаются действия правительства, которые были направлены фактически на развязывание налоговой войны со своими гражданами, прежде всего, представителями малого и среднего бизнеса, т.е. с формируемым слоем действительно ответственных собственников. Основная масса указанных собственников добилась своего положения не за счет перераспределения государством национального богатства в их пользу, а за счет собственного труда, знаний и предпринимательской инициативы. Они, хотя и не полностью (в виду драконовского налогообложения), но реально вносили средства на оплату бюджетных расходов. Применение к ним налогового пресса в виде жестких санкций за незначительные налоговые правонарушения, как правило, приводило к закрытию их бизнеса, что способствовало ухудшению общей социально-экономической ситуации, росту безработицы и социальной апатии, уменьшению налоговых поступлений при росте потребности в дополнительных бюджетных расходах (в том числе на выплату пособий по безработице).
Когда стало ясно, что закрыть «черную дыру» в бюджете, образовавшуюся в процессе создания видимости законности приватизации наиболее прибыльных объектов государственной собственности, оказывается невозможным за счет «снятия трех шкур» с ответственных налогоплательщиков, а политическая ситуация в стране становилась все менее предсказуемой для действующих властных структур, в августе 1998 г. государством был объявлен дефолт по своим внутренним обязательствам. Тем самым был зафиксирован размер перераспределения государственного бюджета, денежных доходов среднего класса, малого и среднего бизнеса, населения страны в целом в пользу приближенных к правительству финансовых структур. Но главное произошел мощнейший удар по появившимся в стране ответственным собственникам, практически разрушивший до основания возможности для эффективного развития малого и среднего бизнеса. 17
Заметим, что в качестве предлога и объяснения причин дефолта правительством использовался юго-азиатский финансовый кризис, указывалось на увеличение зависимости экономики страны от процессов глобализации и международных финансовых рынков. Однако можно с уверенностью утверждать, что основной причиной дефолта, приведшего к крупномасштабному социально-экономическому кризису в России, является проводившаяся правительством и Центральным Банком политика по созданию видимости законности приватизации прибыльных объектов государственной собственности для нужных лиц.
К сожалению, в докладе Счетной палаты анализ и оценка указанной деятельности правительства и Банка России при приватизации вообще отсутствует. 18 А негативная роль, связанная с использованием ими ряда коммерческих банков, в основном сводится к выявленным нарушениям действовавшего законодательства, допущенных в процессе организации и проведения залоговых аукционов в 1995-1996 гг. В частности, из доклада Счетной палаты следует, что в большинстве случаев суммы полученных правительством от банков кредитов в иностранной валюте (долларах США) при передаче им в залог федеральной собственности (акций нефтяных компаний) были меньше величины выданных правительством кредитов этим же банкам в виде размещенных на их счетах государственных средств. Но эти факты являются лишь вершиной айсберга, характеризующей негативные последствия создаваемой видимости законности распродажи наиболее прибыльных частей государственной собственности. Кстати, Счетной палатой не было обращено внимание на то обстоятельство, что само кредитование правительства в рамках залоговых аукционов осуществлялось в долларах США. Между тем это означало, что и правительство, и российские банки на деле осуществляли при этом кредитование американских банков, на счетах которых эти средства и аккумулировались. Все это также как-то не увязывается с утверждениями о том, что целью денежной приватизации являлось преодоление дефицита российского бюджета. В докладе не был также дан ответ на вопрос о том, расплатились ли российские банки с правительством, выполнив свои обязательства в отношении бюджетных средств, находившихся у них на валютных счетах. Иными словами, была ли произведена данными банками хотя бы оплата в рассрочку, фактически проданных им авансом объектов государственной собственности с использованием мнимых залоговых аукционов? Есть ли основания считать передачу им в собственность указанных объектов хотя бы «условно законной»? В этой связи опять приходится вспомнить о дефолте 1998 г., после которого указанные банки оказались банкротами и были ликвидированы. Между тем, есть достаточно оснований полагать, что дефолт явился не причиной, а поводом для ликвидации данных банков, вследствие чего все «концы», раскрывающие их особые отношения с правительством и Банком России, в том числе связанные с проведенными залоговыми аукционами, были «спрятаны в воду». Поэтому точный ответ на поставленный вопрос мы, вряд ли, когда-либо получим.
В целом, можно заключить, что механизмы приватизации (как и любой из указанных выше вариантов первоначального накопления капитала для приобретения государственной собственности), последовательно реализованные правительством и Банком России, предполагали перераспределение национального дохода и национального богатства за счет обесценения и/или фактического воровства денежных сбережений у основной массы населения, кредиторов банков, финансовых компаний и государственного бюджета. При этом возможности полноценного экономического роста, структурной перестройки экономики не только не увеличивались, но и уменьшались, не говоря уже о росте социально-политической напряженности, дискредитации, неприятии и отторжении экономических реформ у значительной части членов общества. Возникает даже, на первый взгляд, парадоксальная мысль о том, что абсолютно незаконный захват бывшей государственной собственности мог иметь менее негативные социально-экономические последствия для России, чем проведенная приватизация с созданием видимости ее законности. При этом не были достигнуты ни декларативные, ни произнесенные «про себя» цели приватизации, включая устранение крайне негативной (с социально-экономической точки зрения) психологии временщиков у лиц, получивших в свое распоряжение бывшие объекты государственной собственности. Хотя устранение таких установок, которые в той или иной степени были характерны для прежних государственных управленцев, чиновников и населения страны в целом, действительно можно рассматривать в качестве обоснования приватизации. Приватизация не способствовала и формированию необходимой массы ответственных собственников, ориентированных на долгосрочное развитие своих предприятий, накопление и обновление производственного потенциала. Более того, значительная часть ответственных собственников (представленных малым и средним бизнесом), которые появились не в результате приватизации, а за счет реализации собственных усилий, своего творческого и предпринимательского потенциала, отвечавшего потребностям социально-экономического развития, подверглась и до сих пор подвергается фактическому удушению. Причем одним из основных механизмов такого удушения является политика правительства и Банка России в деле регулирования деятельности коммерческих банков. Это регулирование по-прежнему осуществляется данными «государственными структурами» с учетом своих узко политических и коммерческих интересов, основывается на чем угодно, но только не на учете социально-экономических потребностей и возможностей развития кредитных отношений.
К сожалению, не прекращаются и манипуляции общественным мнением, в том числе по проблемам инфляции и банковской системы. Благодаря этому осуществлялись и осуществляются попытки заставить людей делать и выбирать то, в чем заинтересованы представители власти (причем выбирать так, чтобы люди сами не сразу осознали то, что они делают, а, как и в прежние времена, дружно выполняли команды с «голоса хозяина»). При сохранении игры в демократическое и либеральное правительство возрождаются административно-командные методы управления экономикой. Несмотря на различные заверения представителей правительства в обратном, государственная власть в России на самом деле по-прежнему оказывается мало заинтересована в четком функционировании рыночных институтов гражданского общества. Из этого следует, что в России отсутствует действенные инструменты защиты интересов ответственных собственников, гарантии реализации принципа равных прав.
В этой связи не совсем понятным является положение доклада о необходимости обеспечения больших законодательных гарантий защиты прав и интересов государства как собственника. Тем более на фоне аргументированного вывода, что «ответственность за имевшие место негативные последствия приватизации полностью лежит на публичной власти, поскольку именно государство было обязано обеспечить правовые, институциональные и прочие условия, гарантирующие защиту прав и интересов граждан, общества и государства в целом в процессе разгосударствления собственности». Если государство, которое само устанавливает законы, призванные защищать права различных категорий собственников, контролируя и обеспечивая их исполнение, оказывается не в состоянии защитить себя, то, как оно может защищать других? Следующий вопрос: от кого государство должно себя защищать? От самого себя? Какое же это государство? Или речь идет о создании какого-то идеального государства? Но наивно думать, что государственные ведомства в своей деятельности самоотверженно и бескорыстно когда-либо преследовали или будут преследовать только общественные интересы. Любая бюрократическая система всегда стремится к достижению большей власти и престижа, а это приводит к тому, что вмешательство государства в экономические процессы часто оказывается одним из главных источников дестабилизации экономической жизни. Причем зачастую органы государственной власти предпочитают использовать для решения сложных социально-экономических проблем наиболее простые и неэффективные административные методы, которые направлены на борьбу с последствиями, а не с причинами возникновения указанных проблем. Сегодня на словах ответственность это то, что берет на себя государство в лице бюрократии, а на деле расплачивается за нее не одно поколение гражданского общества. Поэтому основная проблема заключается не в обеспечении законодательной защиты интересов государства, а в повышении реальной ответственности государства перед обществом, что включает в себя создание действенных условий для разделения властей, которые, хотя бы отчасти, взаимно контролировали и ограничивали свои аппетиты, но особенно чрезмерные претензии исполнительной власти. Как нам представляется, на современном этапе развития гражданского общества это предполагает выделение в качестве независимого элемента государственной конструкции независимой от правительства денежной власти, которая включала бы в себя не только Центральный Банк, но и банковскую систему в целом. При этом Центральный Банк должен осуществлять денежную эмиссию исключительно на основе развития кредитных отношений между коммерческими банками и представителями реального сектора экономики, отвечая при этом за безусловную сохранность кредитных денег (в наличной и безналичной форме) совокупным капиталом банковской системы и сформированным страховым фондом. 19 Это напрямую относится к решению острейшей социально-экономической и политической проблемы России, связанной с формированием; полноценных национальных денег, которую следовало бы определить в качестве главного национального проекта. Но эта тема для отдельного обсуждения.
В заключении, хотелось бы отметить, что мы надеемся на возможность установления более тесного сотрудничества между Счетной платой Российской Федерации и Российской академией наук, и в частности с Институтом социально-политических исследований РАН, при оценке эффективности деятельности российского государства, обоснованности принимаемых государственной властью общественно значимых решений, их влияния на развитие России.
В качестве постскриптума мне хотелось бы привести отрывок из произведения члена-корреспондента Петербургской АН (1873), поэта и драматурга графа Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) «Сон Попова», 20 в котором он вскрыл истинное лицо российских псевдо-либеральных реформаторов при власти и от власти. Это произведение, написанное в 1873 г., не потеряло своей актуальности и сегодня:
7 |
Министр меж тем стан изгибал приятно: «Всех, господа, всех вас благодарю! Прошу и впредь служить так аккуратно Отечеству, престолу, алтарю! Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна? Я в переносном смысле говорю: Мой идеал полнейшая свобода Мне цель народ и я слуга народа! |
8 |
Прошло у нас то время, господа, Могу сказать; печальное то время, Когда наградой пота и труда Был произвол. Его мы свергли бремя. Народ воскрес но не вполне да, да! Ему вступить должны помочь мы в стремя, В известном смысле сгладить все следы И, так сказать, вручить ему бразды. |
9 |
Искать себе не будем идеала, Ни основных общественных начал В Америке. Америка отстала: В ней собственность царит и капитал. Британия строй жизни запятнала Законностью. А я уж доказал: Законность есть народное стесненье, Гнуснейшее меж всеми преступленье! |
10 |
Нет, господа! России предстоит, Соединив прошедшее с грядущим, Создать, коль смею выразиться, вид, Который называется присущим Всем временам; и, став на свой гранит, Имущим, так сказать, и неимущим Открыть родник взаимного труда. Надеюсь, вам понятно, господа?» 21 |
11 В России в начале 90-х гг. масштабы, практически, безвозвратного кредитования сравнялись с объемами бюджетных субсидий. По данным Международного валютного фонда, бюджетные и квазибюджетные субсидии в 1992 г. составили 29% валового внутреннего продукта, а льготные кредиты 23%. В целом объемы перераспределения доходов через правительство и Банк России достигли в 1992 г. 76% валового внутреннего продукта. При этом лишь небольшая часть выданных кредитов и бюджетных субсидий была использована по назначению (на нужды восстановления оборотных фондов предприятий, на развитие сельского хозяйства, конверсию военного производства, на финансирование «северного завоза»). Основная часть средств просто разворовывалась, формируя источники первоначального накопления капитала в России. См.: Анчак Р. и др. Сравнительный анализ стабилизационных программ 90-х гг. М., 2003. С.208. вернуться12 Мы оставляем в стороне связанную с этим вопросом тему участия аффилированных с правительством, Банком России и другими министерствами и ведомствами (или их руководителями, кураторами) иностранных структур (например, историю с принадлежащей «внучке» ЦБ РФ компанией «Фимако»), пользовавшихся инсайдерской информацией для скупки внешних долгов России, которые в дальнейшем покупались у них за счет российских налогоплательщиков по значительно более высокой цене. Это был также один из механизмов обеспечения видимости законности накопления «первоначального капитала», который является разновидностью двух основных. вернуться13 Заметим, что деятельность правительства и Центрального Банка по перераспределению национального дохода и богатства посредством выдачи льготных кредитов через коммерческие банки также мало чем отличалась от махинаций финансовых мошенников. вернуться14 Предоставляемые России кредиты в иностранной валюте, в действительности, были исключительно выгодны не столько России, сколько промышленно развитым странам, переживавшим в то время последствия экономического и банковского кризисов. Дело в том, что, во-первых, значительная часть указанных кредитов трансформировалась в приобретение российскими гражданами наличной иностранной валюты, обращение которой ограничивалось российской территорией. По существу, это означало форму бесплатного кредитования российскими гражданами иностранной, прежде всего американской экономики. При этом фактически за полученные бумажные денежные знаки российская экономика должна была расплачиваться реальными товароматериальными ресурсами, выплачивая при этом достаточно высокие проценты. Другая часть получаемых иностранных кредитов размещалась на счетах в иностранных банках или вкладывалась в акции промышленных компаний, а также в долговые обязательства иностранных государств, стимулируя тем самым их инвестиционные возможности. Таким образом, в результате того, что политическая власть в стране стремилась обеспечить скорейшую приватизацию государственной собственности на формально законных условиях для определенных социальных групп, все остальные члены общества должны были расплачиваться как потерей своих денежных накоплений и получаемых доходов, так и дальнейшим усилением налогового пресса, за счет которого государство предполагало расплачиваться по своему внешнему долгу. Лишь относительно небольшая доля полученных иностранных кредитов действительно использовалась по назначению и направлялась на приобретение товаров и услуг, которые в сложившихся экономических условиях не могли быть произведены российскими юридическими и физическими лицами. При этом рост российского импорта, за счет полученных кредитов, также стимулировал экономику промышленно развитых стран. Однако главным негативным последствием подобного кредитования российских экономических реформ явилось то, что структура российской экономики трансформировалась в направлении, которое отвечало не социально-экономическим интересам развития России, а интересам развития ее, в определенной степени мнимых, иностранных кредиторов. вернуться15 Отметим, что в результате поправок, внесенных в ФЗ «О Банке России» в 1995 г., из него исчезло упоминание о необходимости наличия внутригодовых разрывов между доходами и расходами бюджета как основания для кредитования Центральным Банком правительства и размещения последним государственных ценных бумаг. Теперь выпуск государственных ценных бумаг и определение размеров выплачиваемого по ним дохода могли на абсолютно законных основаниях никак не увязываться с потребностями министерства финансов по кассовому исполнению государственного бюджета. вернуться16 Для сравнения: средневзвешенная ставка по кредитам предприятиям и организациям сроком до одного года на региональных рынках, т.е. по операциям банков, связанным с повышенным кредитным риском, составляла в том же январе 1995 г. всего 165% годовых. (См. Центральный Банк РФ. Процентные ставки в 1995 г. ( http://www.cbr.ru )). вернуться17 Когда на это «но» в обществе широко распространяется так называемая L-реакция (обозначение, характеризующее психологию люмпенов (от немецкого Lumpen лохмотья, бродяги, нищие); некоторые авторы связывают его с понятием «ленинизм»), обывательское злорадство « так им и надо этим б изнесме нам!» то это явно свидетельствует о том, что возникает ситуация наподобие социальной реакции на показательные политические процессы и репрессии, которые происходили в 30-37-х гг. в СССР. Конформизм человеческой психики, как и социальные условия его распространения, давно известны. Действительным виновникам ухудшения социально-экономической ситуации в стране надо лишь громче и настойчивей бить в «барабан»: «Вредили! Убивали! Украли!» и толпа-масса на время поверит всему. Любая толпа и любые массы. Кстати, и инквизиция возможна лишь там, где толпа готова орать «Распни!». Здесь уместно вспомнить слова виконта Шатабриана, являвшегося роялистом и идеологом французской Реставрации: «Когда люди не верят ни во что, они готовы поверить во все». Социально-политические последствия такого развития событий в конченом итоге оказываются печальными для всех слоев общества. вернуться18 В докладе Счетной палаты без упоминания об ответственности за сложившееся положение Банка России, отмечается, что «трансформационный кризис, переживаемый российской экономикой в 1992-1996 гг., был усилен в результате сжатия платежеспособного спроса и предложения кредитных ресурсов. Так, при росте цен в 2177 раз за 1992-1996 гг. денежная эмиссия за этот период выросла только в 331,3 раза. Скорость обращения различных компонентов денежной массы выросла в 6-7 раз. При этом отношение показателя объема денежной массы М2 к годовому объему ВВП в 1995-1996 гг. составило лишь 10-12%, тогда как в конце 1990-1991 гг. оно составляло около 70-75%». Вместе с тем, следует уточнить, что, во-первых, сам показатель денежной массы (М2), основную часть которого составляют денежные обязательства (деньги на счетах) коммерческих банков, не отражает реального объема денежной массы, который в действительности был меньше, поскольку в условиях проводимой Банком России денежно-кредитной политики величина денежной массы в рублях практически не отличается от размеров наличных и безналичных денег ЦБ РФ (показатель МО). Во-вторых, резкое падение объемов денежной массы и скорости обращения денег произошло после спровоцированного крушения рынка межбанковских кредитов в августе 1995 г., в результате которого почти половина от общего числа действовавших банков оказались неплатежеспособными. В-третьих, для ситуации в экономике России неправомерно использовать данные о снижении уровня монетизации (отношение объема денежной массы к ВВП) в качестве показателя роста скорости обращения денег в 6-7 раз. Произошедшее снижение уровня монетизации отражает в данном случае приобретение экономикой России однобокой узкой сырьевой специализации при крайне высоком уровне монополизации, существенном увеличении доли натуральных хозяйств и бартерных отношений, общей деградации большинства отраслей промышленности и многих экономических регионов. Указанную ситуацию с уровнем монетизации экономики и скоростью обращения денег можно сравнить с игрой в теннис, когда на одной стороне играют естественные и неестественные монополии, а на другой государственные ведомства и криминальные структуры, перебрасывающиеся между собой денежными средствами. Все остальные экономические субъекты выступают при этом в роли мальчиков, к которым эти «мячи» попадают только тогда, когда вылетают за границы узаконенного «денежного корта». (Для любителей парадоксов заметим: если прочитать «теннис» наоборот, получится арабское слово ﺔﻨﺴ [ синнет ( суннат)], означающее «закон» (напомним что последователи наиболее многочисленного направления в исламе сунниты (по-арабски [ахль ас-сунна] люди сунны)); а сама игра в теннис превратилась у нас в «президентский» (придворный) вид спорта, кстати коль скоро наша статья посвящена приватизации то для истинных любителей парадоксов расскажем что корень термина «приватизация» русское слово «право» ( ФРВ, без огласовок) по-арабски значит «скальп» ( ﻭﺭﻓ); помните американскую приватизацию на «диком западе» за скальпы индейцев платили приличные деньги: 100 фунтов за мужской и 50 за женский, делая вид, что они не понимают, что рождаемость зависит от женщины, а не от мужчины; другими словами «Приватизации государственной собственности в 1993-2003 гг.» вариант свирепой (русское слово «шерсть» по-арабски означает «свирепость» ﺔﺴﺍﺭﺸ [ шара:сат]) стрижки шерсти с российского общества ритуального скальпирования российского народа). Вместе с тем приведенные Счетной палатой данные свидетельствуют о том, что не сами по себе размеры денежной массы ведут к инфляции, а использование денежной эмиссии для обеспечения дохода тем лицам, деятельность которых не отвечает объективным потребностям социально-экономического развития страны (включая представителей правительства и чиновников Банка России). вернуться19 Только при соблюдении этих условий можно было бы согласиться с высказываемым в настоящее время предложением министра финансов (он же, по совместительству председатель Наблюдательного совета Банка России) о необходимости оставить прибыль Банка России за 2006 г. в его распоряжении, направив ее на увеличение уставного капитала. Но поскольку этих условий в настоящее время не существует и, более того, ни правительство, ни ЦБ РФ, ни парламент в ближайшее время даже не предполагают предпринимать какие-либо шаги в этом направлении, то подобное предложение руководителя Минфина вызывает большие опасения и озабоченность. Особенно если учитывать, что доходы Банка России только за счет размещения находящихся в его распоряжении валютных резервов (которые, в принципе, должны были бы рассматриваться в качестве государственных средств) в настоящее время должны, по меньшей мере, составлять порядка 10 млрд долл. Можно предположить, что предложение министра финансов оставить прибыль Банку России (которое обосновывается им абсолютно надуманной и несостоятельной схемой борьбы с инфляцией) связано с возобновлением крупномасштабного перекачивания средств государственного бюджета для нужных лиц в условиях приближающегося срока очередных президентских выборов. В этой связи можно только приветствовать стремление председателя Счетной палаты, высказанное им в недавнем письме на имя премьера и «спикера» Государственной Думы, проверить финансово-хозяйственную деятельность Центрального Банка РФ. вернуться20 Вместе с поэмой «Очерк русской истории от Гостомысла до Тимашева», написанный А.К. Толстым в народном стиле «Сон статского советника Попова», по праву, следует отнести к одним из лучших классических произведений в области социальной сатиры. В свое время с большой похвалой отозвался о «Сне Попова» Тургенев (письмо Толстого к жене, ноябрь 1874 г.). Не раз восхищался им Л.Н. Толстой. «Это бесподобно. Нет, я не могу не прочитать вам этого». И Лев Николаевич начал мастерски читать «Сон Попова
вызывая иногда взрывы смеха», записал в дневник П.А. Сергеенко. «Это лучшее, что есть у Алексея Толстого», передает его сын слова Льва Николаевича Толстого (Сергеенко А.П. Рассказы о Л.Н. Толстом. М., 1978. С.29). Но в ноябре 1875 г. чтение «Сна Попова» не было допущено цензурой на вечере памяти А.К. Толстого, организованном Литературным фондом. вернуться21 Толстой А.К. Собрание сочинений в 5 томах. Т. I. Стихотворения. Баллады. Былины. М., 2001. С.284-285. вернуться
|