Вернуться к списку публикаций
увеличить/уменьшить шрифт
Все права на данную публикацию принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной публикации полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия публикации, её автора и адреса публикации в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной публикации присылайте на адрес электронной почты: .
страница загружена

Владимир Мартыненко

СОЦИАЛЬНАЯ МАТРИЦА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

МОСКВА, 2008. ISBN 5-902936-08-X

МОНОГРАФИЯ

Введение
Социальное поле политической науки
Фокус «социального государства»
Социально-политические уроки приватизации
Социальная эпистемология концептуальных «завалов» политического и гражданского общества

Социальное звучание новой теоретической базы политологии

Заключение
Если богатый опыт есть благоразумие, то богатство знания есть мудрость…
Если мы верим чему-нибудь, не имея для этого иной причины, кроме авторитета людей и их писаний, то это только вера в этих людей независимо от того, посланы они Богом или нет.
Томас Гоббс 94 
Бог создал мир так, что все, что нужно, не очень сложно, а все, что сложно — не очень нужно.
Г. С. Сковорода
В

 НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ основная масса политологов и социологов говорит о необходимости воссоздания и развития гражданского общества в России, но в большинстве случаев имеет в виду только институты политического общества. Как правило, в социально-политических концепциях не учитывается, что гражданское общество предполагает возможность формирования независимой от государства системы прав и обязанностей, основанной на развитии кредитно-денежных отношений 95  и что одним из основных индикаторов состояния гражданского общества является состояние денежно-кредитной системы, отношение членов общества к деньгам, степень доверия к национальным денежным инструментам, существование и эффективное функционирование которых невозможно в современных условиях без соответствующего уровня развития и стабильности политически независимой, но двухуровневой банковской системы. Забывается, что эффективно функционирующие деньги, характеризуя реальные объемы кредитных отношений, представляют собой и условие, и механизм движения общества.

Однако если вдуматься, то форма и качество денег отражают сумму разновеликих и разнонаправленных сил, наиболее лаконично выражая суть происходящих в обществе социально-политических преобразований, одновременно являясь и вектором, указывающим направление этих преобразований, и индикатором возникающих в их ходе социально-экономических проблем. При этом показатели неэффективного функционирования денег, включая высокий уровень инфляции, расширение бартера и появление множественности слабо связанных между собой форм квази-денежных инструментов (выполняющих отдельные денежные функции) следует рассматривать в качестве интегральных индикаторов, которые свидетельствуют о подверженности общества высокому риску социального распада и социального регресса.

Конечно, в невнимании политологов к кредитно-денежным отношениям нет ничего удивительного. Вообще, следует признать, что наши представления о деньгах с незапамятных времен обладают неуловимой странностью. В обыденном смысле для большинства людей деньги означают известные им предметы в виде монет или бумажных купюр, находящиеся в кармане, сейфе, банке или любом ином депозитарном институте. Они обращают внимание лишь на их видимую оболочку, но признают за ней во многом неведомую, хотя и вполне осязаемую силу. Когда же мы начинаем задумываться над сущностью и происхождением этой силы, над тем, что означает иметь деньги не в обыденном понимании, а в философском плане, как только задаемся вопросом что такое деньги?, то сразу же попадаем в лабиринт затруднений и парадоксов. Не случайно человеческая мысль издавна видела в деньгах тайну. В какой-то мере к деньгам применимо высказанное Августином Блаженным замечание о времени — всякому понятно, что это такое, однако никто не может объяснить это другим.

В какой-то мере такое положение связано с тем, что «язык» денег историчен и подвержен достаточно существенным изменениям. Но даже если принять во внимание это свойство, то все равно трудно объяснить тот факт, что людям, которые с незапамятных времен, можно сказать, были «встроены» в этот язык и сейчас используют его в повседневной социальной практике, нелегко дается понимание его социального значения.

Нельзя сказать, что философы не обращались к проблеме тайны денег, но делали они это как бы «между прочим», 96  и брошенный со стороны философии взгляд на деньги нечасто проливал на них дополнительный свет. Причем следует отметить одну немаловажную деталь. Независимо от того, какого философского направления (номинализма или реализма, рационализма или эмпиризма) придерживались те или иные философы, рассматривали ли они деньги лишь как знаки стоимости или видели их бытие в определенной материальной форме, отношение к деньгам выстраивалось на основе выведения денег из потребности товарного обращения и анализа денег главным образом как средства обмена. 97 

Аналогичного подхода стала придерживаться и академическая социология, которая, убеждая себя и других, что она занимается обществом как «целым», изучением особого рода «целостности», принимала экономические категории и институты в основном как данное, сосредоточив главное внимания на, если так можно сказать, неэкономических источниках социального мира. И сейчас многие социологи считают, что проблема денег относится исключительно к вопросам экономической науки. Проводившиеся социологические исследования по этой теме носят преимущественно описательный характер, ограничиваются рассмотрением известных внешних форм денег и деятельности кредитных институтов. Глубоко не анализируются ни причины трансформации денежных форм, ни негативные социальные последствия неудовлетворительного выполнения современными денежными инструментами денежных функций. 98  Можно сказать, что сама проблема денег была отдана философами, политологами и социологами на откуп представителям экономической науки, которые, правда, подходили к ее решению с учетом соответствующих философских взглядов и направлений.

В определенной мере указанными обстоятельствами определяется тот факт, что теоретическое представление о деньгах до сих пор формируется в значительной степени на основе ряда, мягко говоря, сомнительных положений экономических парадигм достаточно отдаленного прошлого, редуцирующих социальную сущность денег и не замечающих их кредитную природу.

В частности, сегодня идеям, созвучным философскому номинализму, соответствуют различные «ответвления» количественной теории денег 99  в виде конкурирующих кейнсианских и монетаристских концепций. Выражением подходов, в большей мере характерных для философского реализма, можно считать теории денег, которых придерживаются сторонники так называемой австрийской школы, по-прежнему признающие их реальное бытие только в драгоценных металлах, прежде всего, в золоте. 100 

Причем приверженцы австрийской школы в настоящее время представляют радикальное крыло политического либерализма и, выступая за восстановление золотого стандарта, резко критикуют всех современных сторонников количественной теории денег. Последние, по их мнению, формально поддерживают либеральные идеи государственного устройства и принципы функционирования свободного рынка и, «приступая к исследованию феномена денег, впадают в своеобразный интеллектуальный столбняк», 101  поскольку выступают за то, чтобы предложение денег обеспечивалось государством, и не учитывают, что государственное регулирование денежной сферы является грубым вмешательством в деятельность свободного рынка.

И в этом отношении, кстати, их критика вполне справедлива. Монополизация государством денежной эмиссии, подчинение им своей власти кредитных институтов действительно ведет к жесткой регламентации социальной жизни, свертыванию экономической свободы и индивидуальной инициативы, что отрицательно сказывается на условиях социально-экономического развития, стимулирует нерациональное использование ресурсов общества и способствует инфляции. Учитывая, что в качестве борьбы с инфляцией государство очень часто прибегает к самому примитивному и бесперспективному способу ее врачевания в виде прямого или косвенного регулирования цен, все это чревато полным разрушением рыночного механизма со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для общества.

Но проблема в том, что идея восстановления золотого стандарта (в качестве альтернативы монополии государства на денежную эмиссию) является не просто утопической, но и крайне реакционной, поскольку ее реализация способна существенно затормозить экономическое развитие и привести к серьезному социально-политическому кризису. Интересно, что подобный вывод следует из постулата самих приверженцев австрийской школы (но почему-то не замечается ими). Согласно этому постулату, «в сфере денежного обращения, как и в других областях человеческой деятельности, принуждение означает отнюдь не порядок, а конфликты и хаос». 102  Между тем золото, которое, по их мнению, стало деньгами по причине добровольного использования участниками рыночного обмена, уже давно и также вполне добровольно не применяется экономическими субъектами в товарообменных операциях, а следовательно, любые искусственные попытки восстановить золотой стандарт будут иметь характер принуждения, способствовать конфликтам и хаосу. 103 

Указанные подходы экономистов и политологов к проблеме денег свидетельствуют о том, что мы продолжаем сталкиваться с множеством противоречий, из которых «скроено» наше мышление о деньгах. До сих пор остаются нерешенными многие вопросы, на которые мы не получаем удовлетворительных ответов. Неясно, чем должны (и должны ли вообще) обеспечиваться или ограничиваться размеры денежной эмиссии центрального банка, что лежит в основе инфляции и как с ней бороться? Незнание четких ответов на эти вопросы порождает далеко не всегда оправданные опасения насчет того, что любая денежная эмиссия приводит к инфляции, а следовательно, к использованию неэффективных и исключительно социально вредных способов борьбы с ней.

Вообще, значительная часть социально-экономических проблем в современном мире во многом является следствием политической реализации ложных теоретических установок и идеологии денежной политики, в значительной степени определяющих каркас государственной жизни. Эта проблема является общей для всех стран мира, однако, как это часто случается, острее всего проявляется в России, где сегодня можно наблюдать «гремучую смесь» из теоретических и практических ошибок в деятельности монетарных властей. С одной стороны, представители Правительства и Банка России, следуя (но, похоже, не всегда понимая) подходам, вытекающим из современных концепций количественной теории денег, неправомерно позиционируют себя в качестве единственного источника денег в обществе, пренебрегая объективными потребностями экономических субъектов и возможностями расширения кредитных отношений в результате использования нерациональных методов регулирования банковской системы. При этом сознательно или неосознанно камуфлируются и социальная природа денег, и условия, без соблюдения которых современная форма денег не способна существовать и эффективно функционировать. С другой стороны, в мышлении представителей российских денежных властей явно сохраняются рудименты золотого фетишизма, проявляющиеся в представлениях о том, что эмиссия денег центральным банком должна обеспечиваться какими-то другими «настоящими деньгами», а не сама обеспечивать развитие кредитных отношений в необходимых для экономики объемах. Сегодня, правда, золотой фетишизм проявляется как валютный, когда денежная эмиссия Банка России фактически полностью формируется за счет приобретения им иностранной валюты. Такая политика, приведшая к превращению рублей в суррогат иностранной валюты для внутреннего пользования, привносит дополнительные трудности в процесс развития российского общества. Она также формирует ситуацию, при которой о реальной независимости и суверенитете государства можно говорить лишь с натяжкой. Но самым тревожным фактом является практически полное непонимание на всех уровнях власти, что такое состояние способно вызвать всеобщий крах. 104 

Сказанное свидетельствует о наличии исключительно острой потребности в выработке в рамках политологии и социологии принципиально нового теоретического подхода к рассмотрению социальной природы и значения денег. Без такого подхода трудно рассчитывать на разработку механизмов обеспечения ответственности государства перед обществом, не говоря уже о проведении качественно иной денежной политики, направленной на стимулирование полноценного социально-экономического развития страны и реализацию ее потенциала. Новая социально-политическая философия денег необходима и для понимания обстоятельств формирования и укрепления гражданского общества.

Речь идет об осознании того, что социальная необходимость появления денег заключалась не просто в обеспечении товарного обмена. Она была вызвана потребностью формирования кредитных отношений между всё возрастающим числом относительно независимых и свободных экономических субъектов, действия которых характеризуют каждую новую стадию исторического развития человечества. А глубинное основание этого развития заключается в том, что одни члены общества готовы вносить больший вклад в создание материальных и духовных благ, чем получают или могут получить в тот или иной конкретный период времени от других его членов. Человечество всегда развивалось и развивается на острие такой готовности к прагматическому альтруизму, сопровождающемуся приращением индивидуальных усилий на пользу общего дела, реализуя себя в качестве сообщества кредитоспособных и платежеспособных субъектов. Более того, без подобного рода альтруизма, без наличия таких вкладов и кредитных отношений развитие человеческого общества оказывалось бы просто немыслимым.

Но для формирования полномасштабных кредитных отношений кредиторам, естественно, требуются определенные гарантии их прав по отношению к другим членам общества (должникам). Эти гарантии и появились в виде денег, которые с самого начала являлись свидетельством естественного права на получение (в неопределенном будущем) их держателями (кредиторами) товаров и услуг от других членов общества, которые (выступая первоначально в роли должников) столь же естественно брали на себя соответствующие обязательства. Поэтому деньги, по сути, всегда представляли и представляют собой право, а не какой-либо товар. И это право с самого начала было основано на их кредитной природе. Форма, в которой это право количественно фиксируется, выражается, сохраняется и реализуется на практике, и представляет собой форму денег. В процессе развития цивилизации деньги как выражение правовых отношений между кредиторами и должниками изменяли свою форму.

Заметим, что, как и любая другая институциональная форма, форма денег на одних исторических этапах может способствовать процессу социально-экономического развития, а на других — тормозить его, что и вызывает социальную потребность в ее замене. Однако новая форма денег окончательно утверждается и оказывается социально эффективной только в том случае, если она в полной мере исполняет все функции, характеризующие сущность денег и их кредитную природу. Общественное признание (хотя и неосознанное значительной частью общества) данного факта характеризуется наличием или отсутствием доверия, которым пользуется та или иная форма денег, что отражается в показателях ее обесценения. Причем поскольку деньги являются одним их основных элементов общей системы прав и обязанностей, определяющей социально-политическую жизнь общества, наличие этих показателей свидетельствует об общей деформации указанной системы. Важно в этой связи уточнить и само понятие общественного развития. С нашей точки зрения, это понятие, вообще, приобретает смысл только в случае, если оно отражает и выявляет точки приращения социальных связей, позволяющих лучше раскрыть различные способности и возможности индивидов. Если к тому же рассматривать общество как форму взаимодействия людей, то, как нам представляется, общественное развитие следует определить как процесс постоянного поиска, нахождения и воспроизводства адекватной системы прав и обязанностей, позволяющей поддерживать их необходимый баланс в обществе. Причем адекватной эта система оказывается тогда и до тех пор, пока она способствует естественному расширению кредитных отношений в обществе. Только в этом случае обеспечиваются условия для раскрытия возможностей и способностей индивидов, что проявляется в расширении свободы их творчества, углублении разделения труда и одновременно в укреплении социальной интеграции, уровня социальной взаимозависимости и социального партнерства. Поскольку деньги представляют собой основной механизм организации и реализации кредитных отношений, определяющих систему естественных прав и обязанностей членов общества, то совершенствование формы денег, с одной стороны, свидетельствует о процессе общественного развития, а с другой — является конституирующим элементом этого развития. При этом любые попытки, прежде всего со стороны государственной власти, препятствовать адекватному изменению формы денег или возвратиться к использованию прежних денежных форм, свидетельствуют о торможении социального развития или о социальном регрессе.

Первоначально деньги выступали, вернее — имели видимость определенной товарной формы. Но и в такой форме деньги неправомерно смешивать с каким-либо товаром, а также выводить их происхождение из простого товарообмена, чего, к сожалению, до сих пор не удается в полной мере осознать как российским, так и зарубежным исследователям. Если бы между людьми существовал только обмен товарами и услугами, то никакого расширенного их воспроизводства, никакого социально-экономического развития не происходило бы, и потребности в деньгах не возникло. Поэтому деньги могли появиться только в процессе развития кредитных отношений. Другое дело, что развитие этих отношений предполагало возможность и необходимость использования денег в качестве инструмента обмена. Превращаясь в важнейший элемент формируемой естественной системы прав и обязанностей между людьми, деньги стали объединять не только партнеров по конкретным экономическим трансакциям, но и так называемых «социальных анонимов», выступавших на самом деле в роли анонимных кредиторов. Последние чаще всего не имели друг о друге никакого представления, но косвенным образом оказывались связанными между собой посредством уходящих вглубь кредитных цепочек, проявляющихся на поверхности в виде единых инструментов товарного обмена. Но именно благодаря своей кредитной основе эти инструменты обеспечивали возможность объединения социальных субъектов и в пространстве и во времени. Путем формирования и использования общей формы кредитных инструментов и инструментов обмена происходило признание (не всегда осознанное) различными членами общества своей потребности в результатах деятельности друг друга и своей зависимости от них, а следовательно, взаимное признание прав и обязанностей, включая право личной и частной собственности.

Именно поэтому одним из основных показателей степени развития гражданского общества является характер, объемы и формы использования денег, включая уровень доверия к ним и то, насколько эффективно они выполняют все свои функции. При соблюдении этих условий степень монетизации экономики можно рассматривать в качестве индикатора социальной интеграции общества. И наоборот, показатели неэффективного функционирования денег, включая инфляцию и появление множественности слабо связанных между собой денежных суррогатов (например, талоны и спецраспределители) свидетельствуют о подверженности общества высокому риску социального распада и социального регресса.

Таким образом, любая оценка условий и перспектив развития общества и государства невозможна без анализа состояния, характера и возможностей реализации существующих денежно-кредитных отношений, которые можно определить как метафизическую основу гражданского общества. Еще раз подчеркнем, что без наличия отношений, при которых одни члены общества выражают готовность вносить и реально вносят больший вклад в создание материальных и духовных благ, чем получают или могут получить в тот или иной конкретный период времени от других его членов, развитие человеческого общества немыслимо. 105  Без этой кредитной матрицы оно не обошлось в прошлом, непредставимо в настоящем и невозможно в будущем. Именно становление кредитных отношений, реализуемых между независимыми социальными субъектами посредством денег, лежало в основе формирования в обществе системы естественных прав и обязанностей.

Вообще, деньги, как, впрочем, и власть — и в их «первородном», и в их естественно-легитимном значении — необходимо рассматривать в качестве производной от кредитных отношений. 106  Конечно, этот вопрос требует отдельного специального исследования. Однако мы хотим предложить читателям подумать над следующим.

Логично предположить, что именно больший по сравнению с другими людьми вклад в жизнеобеспечение и существование племени или рода позволил выделиться соответствующей группе вождей и старейшин, в результате чего формировалось некое подобие государственной власти. Но по мере расширение границ и размеров общества (объединения родов, племен, общин и т. п.) кредитная природа возникновения естественного права, закреплявшего статус представителей зарождавшейся государственной власти, стала почти невидимой и неразличимой. Дело в том, что произошло обезличивание власти, в том смысле, что не власть стала атрибутом конкретного человека как кредитора общества, а человек стал находиться при власти; не человек стал «красить место», а «место — человека». При этом не государство оказывалось кредитором общества, а общество — кредитором государства, ожидая, правда, от представителей власти исполнения определенных общественно полезных функций. 107  Появление понятия «кредит доверия власти» 108  в какой-то мере можно рассматривать в качестве подтверждения данного факта. Одновременно, правда, среди значительной части членов общества распространились раболепные поверхностные представления, что властвующие и вышестоящие лица могут им что-то предоставить, дать что-то необходимое для них, а могут и отнять или придержать, если захотят. Это и представления о том, что распределение основных форм вознаграждения зависит от произвольного усмотрения и решения власть имущих. Однако указанное раболепное отношение подчиненных к различным представителям власти, выработка которого культивировалась власть имущими, сохранялось к последним лишь до тех пор, пока власть окончательно не потеряла кредит доверия.

Несколько иная, но по своим последствиям схожая трансформация произошла и с деньгами как кредитным инструментом, который в процессе все более широкого использования должен был приобрести анонимный (обезличенный) по отношению к конкретному кредитору характер. Различные члены общества стремились, став обладателями денег или должности, обеспечивать себе права и привилегии, не прикладывая при этом особых усилий и не становясь кредиторами общества. Такое стремление, с одной стороны, усиливает конкуренцию в борьбе за власть и обладание деньгами, что нередко достаточно плачевно заканчивается для представителей первой и держателей вторых, а с другой — ведет к падению их авторитета. Оно всегда приводило и приводит к обесценению денег. Таким образом, в любом случае кредитная природа власти и денег дает о себе знать.

Подчеркивая кредитную природу денег и тот факт, что они не могли вырасти из простого товарообмена, мы, конечно, не хотим сказать, что их появление не способствовало развитию товарообменных отношений. Но сторонники традиционной точки зрения, выделяя в качестве основополагающей функции денег их функцию как средства обмена и представляя появление денег в виде товара, пользовавшегося повышенным спросом, упускают из виду целый ряд факторов. Одним из наиболее очевидных является, например, то обстоятельство, что потребности производителей товаров, пользовавшихся повышенным спросом, по определению, должны были полностью удовлетворяться в результате обмена их продукции на все остальные товары, которые могли быть произведены их контрагентами при данном уровне развития товарного производства. Тот факт, что эти товары свободно обменивались на все другие, не означает, что они выполняли функции денег. Для того чтобы стать деньгами, необходим был относительный избыток этих товаров, поскольку они должны были использоваться их потребителями не по назначению (не в соответствии с их потребительной стоимостью). Но в случае появления избытка таких товаров они бы уже не пользовались повышенным спросом и не могли бы претендовать на статус денег. Вместе с тем если рассмотреть ситуацию с драгоценными металлами, которые действительно стали одной из первых форм денег, то в рамках простого товарообмена в принципе невозможно убедительно объяснить появление повышенного спроса на них как на товар.

При традиционном подходе остаются невыясненными многие вопросы. В частности, почему у кого-то из наших давних предков вообще появилась идея поменять свой пригодный для индивидуального употребления товар, например, на такой практически бесполезный в то время для человеческой жизнедеятельности металл, каким являлось то же золото? Как этот металл вообще мог оказаться товаром, не говоря уже о том, чтобы стать таким товаром, который бы начал активно использоваться различными товаропроизводителями в обмен на результаты своей деятельности? В существующих сегодня трактовках роли и функции денег этот вопрос не раскрывается. И не раскрывается он потому, что в большинстве экономических теорий практически полностью игнорируется социальная природа денег, а в рамках социальных теорий недооценивается их кредитная сущность.

Если отбросить предположение, что всех людей вдруг внезапно осенила божественная (или дьявольская) идея использовать какой-либо товар в качестве денег (а не как товар), то следует признать, что потребность в деньгах не могла появиться в условиях простого товарообмена. Функции денег не мог начать выполнять ни один товар, обладавший вполне конкретной потребительной ценностью (стоимостью) и пользовавшийся повышенным спросом.

Как мы отметили, деньги, по сути, представляют собой право на получение товаров и услуг. При этом, во-первых, любое право всегда закреплено в определенную форму. Форма, в которой право на получение различных товаров и услуг фиксируется (сохраняется) и количественно определяется, а также форма осуществления его передачи (уступки), и определяют собой форму денег. Во-вторых, каждому праву должна соответствовать и обязанность. Отсутствие или грубое нарушение данного соответствия всегда приводит к тому, что само право либо не может быть реализовано в полном объеме, либо вовсе перестает существовать. 109  В случае с деньгами их возникновение и превращение в анонимный инструмент реализации прав на получение товаров и услуг должно было сопровождаться общественным признанием соответствующего вклада держателей денег в производство товаров и услуг. Такое общественное признание первоначально могло возникнуть и сформироваться только в случае, если имелась возможность получить под эти инструменты кредит у производителей, чьи товары пользовались повышенным спросом, то есть благодаря кредитной природе денег и появлению кредитных отношений. Формой фиксации этих кредитных отношений, скорее всего, первоначально выступали определенные материальные атрибуты (как правило, в виде украшений), которые использовались также в качестве сакральных символов власти, указывавших на особые социальные права вождей племен, старейшин и т.п. Вместе с тем, сам факт возникновения кредитных отношений (когда производители товаров повышенного спроса вместо непосредственного обмена их на другие товары стали предоставлять их в кредит) способствовал росту цепочки этих отношений, а вместе с ними — развитию процесса разделения труда в обществе, следовательно, расширению масштабов и структуры товарного производства. Ведь тот, кто получал в кредит нужный ему товар (а не вынужден был менять его на собственную продукцию), сам теперь оказывался в состоянии предоставить кредит потребителям своего товара. Это обеспечивало возможность и вызывало потребность в росте кредитных инструментов, превращая производство бывших «сакральных атрибутов» в самостоятельную сферу деятельности. Естественно, что в рамках этого процесса образ самих «сакральных атрибутов» как кредитных инструментов претерпевал изменения, несколько девальвировался. Наряду с украшениями (производство которых сохранилось для наиболее крупных кредиторов и представителей власти) в качестве формы фиксации кредитных отношений стали в основном использоваться материалы для их производства. Среди них особую роль приобрели драгоценные металлы, которые, обладая такими свойствами как однородность, делимость без потери качества, сохранность, оказались наиболее пригодными для фиксации ставших количественно разнообразными прав различных кредиторов (меры стоимости), а также для их обмена. Таким образом, сакральные атрибуты власти, первоначально отражавшие общественное признание естественного права конкретных кредиторов, окончательно обрели денежную форму после того, как масштабы кредитных отношений в обществе существенно увеличились. Произошедший в итоге рост производства и появление новых товаров способствовали ускоренной реализации прав кредиторов. Это и проявилось в расширенном использовании кредитных инструментов в качестве инструментов товарообмена. В результате появилась общественная потребность в массовом производстве бывших «сакральных атрибутов». Поскольку производители данных атрибутов (имевших маргинальную потребительную стоимость) нуждались практически во всех продуктах, обладающих конкретными потребительскими качествами, это способствовало росту общих объемов товарного производства, как и дальнейшему спросу на кредитные инструменты, все более активно применявшиеся в процессе обмена.

Этим и объясняется теоретическое «выведение» денег из простого товарообмена. Между тем, даже о товарной форме денег можно говорить лишь с большой натяжкой. Те же драгоценные металлы могли выполнять денежные функции только до тех пор, пока существенно не возросла потребность в них как в товаре, обладающем собственными потребительскими качествами; но главное — пока объемы и возможности производства товаров и услуг не потребовали значительного увеличения кредитных инструментов, выполняющих денежные функции. Поэтому деньги даже в своей товарной оболочке необходимо изначально рассматривать не как товар, а как форму кредитного инструмента, фиксирующего и определяющего своего рода естественные права его обладателей. За блеском золота, правда, эта кредитная природа денег длительное время скрывалась. Однако диалектика изменения денежных форм в конечном счете привела к тому, что их кредитная природа вновь получила свое наглядное воплощение с появлением современных форм банковских денег. 110  Правда, и сегодня многие не отдают себе отчета в том, что характерной особенностью денег является то обстоятельство, что их обладатели (если не учитывать получение денег в качестве подарка, наследства или в результате воровства) до момента их использования всегда выступают в роли кредиторов других членов общества. 111 

Все это лишний раз свидетельствует о том, как важно в полноценном гражданском обществе осознавать, что социальная необходимость появления денег заключалась не просто в обеспечении товарного обмена, а была вызвана потребностью формирования кредитных отношений. При простом товарообмене социально-экономического развития не происходит: закрепляется лишь сложившийся характер взаимосвязи и взаимоотношений между членами общества. Только наличие кредитных отношений предполагает возможность роста объемов и изменения структуры товарного производства, дальнейшего разделения труда в обществе. Заметим также, что отличительное внутреннее свойство самих денег заключается в том, что они могут эффективно функционировать только в обществе, где действуют свободные экономические субъекты, которые добровольно (а не по принуждению власти или насилия) вступают друг с другом в кредитные отношения, согласовывают свои интересы, права и обязанности. При возникновении принудительного производства и обмена результатами человеческой деятельности, осуществляемого под эгидой власти и посредством насилия, деньги обесцениваются и перестают функционировать. Поэтому деньги как основной механизм горизонтальной взаимосвязи членов гражданского общества и государство как политическая организация со своей властной вертикалью в определенном смысле являются и должны быть антагонистами. В то же время их самостоятельное существование (что предполагает одновременно и взаимодополняющее, и ограничивающее возможные злоупотребления друг друга функционирование политической и денежной властей) 112  можно считать залогом социально-экономического развития и общественной стабильности. Проблема, правда, в том, что представители государства, обладая монопольным правом на насилие, т.е. на организацию отношений, которые никак нельзя отнести к сфере добровольных и равноправных, склонны пренебрегать своей ответственностью перед обществом и злоупотреблять своими правами. В этом случае власть старается монополизировать денежную эмиссию и подчинить себе сферу денежно-кредитных отношений — как основу существования независимых от власти прав и свобод граждан. Аналогичным образом и те, кто добился своих прав, зафиксированных с помощью денег, в процессе конкурентной борьбы в рамках рыночных отношений могут оказаться заинтересованными в сохранении своих позиций за счет устранения этих рыночных отношений с помощью насилия, в получении монопольных прав и привилегий. Если и те, и другие заходят в этом своем порыве слишком далеко, то уничтожается сама основа для функционирования денег — добровольные, равноправные отношения между независимыми социальными субъектами, как и относительная независимость (свобода) членов общества от государства. 113 

Когда денежная власть оказывается в тех же руках, что и политическая, она перестает служить противовесом различным злоупотреблениям правом. Результатом является задавленное гражданское общество и возникновение тоталитарного государства. Последнее, правда, в конечном счете начинает противоречить интересам социальных структур и социальных субъектов, его образующих, что ведет к его распаду, также сопровождающемуся исключительно болезненными для общества явлениями.

Общий вывод из сказанного заключается в том, что перспективы развития российского гражданского общества будут оставаться достаточно туманными без решения концептуальной проблемы формирования и поддержания такого социального устройства, которое обеспечивает соответствие прав и обязанностей участников кредитных отношений, а также противодействует различным формам монополизации права и злоупотребления им. Для решения указанной проблемы важно обеспечить необходимый уровень разделения политической и денежной властей, что предполагает коренную перестройку методов и целей денежной политики, наших представлений о роли и функциях коммерческих банков, банковской системы в целом.

Социальная концепция кредитно-правовой природы любой формы денег способствует осознанию того, что значение коммерческих банков заключается не просто в перераспределении временно свободных денежных ресурсов, а в активном участии в их формировании в процессе кредитной деятельности. 114  Только в этом случае могут создаваться необходимые предпосылки для реализации всего имеющегося в стране потенциала экономического роста. Денежная эмиссия центрального банка должна быть нацелена на обеспечение кредитной эмиссии коммерческих банков, основываться на принципе артикуляции социо-кредитных отношений, способствовать их реальной активизации внутри страны. Его денежная политика обязана упрочивать социальное доверие в стране, а не превращаться в нечто производное от объемов поступающей в страну иностранной валюты.

Важно, наконец, уяснить, что государство, хотя ему, бесспорно, может и должна принадлежать весомая роль в обеспечении условий денежного обращения, никогда не являлось и не может рассматриваться в качестве источника денег для экономики. Необходимо осознать всю пагубность постоянно предпринимаемых властью попыток установить и утвердить государственную монополию на денежную эмиссию, подчинив себе сферу денежно-кредитных отношений и ликвидировав тем самым основу формирования независимой от властной вертикали системы прав и обязанностей в гражданском обществе. Когда государственная власть подавляет независимые денежно-кредитные отношения и банковскую систему, определяет размеры и структуру денежной эмиссии, то это означает, что она властвует, прикрывая свои лживые обещания и истинное ничтожество посредством деформации всей жизни общества и его отдельных членов, порождая нонсенс контроля над направлениями экономической деятельности индивидов и жесткой их регламентации. Такая ситуация, если ее вовремя не скорректировать, с неизбежностью подталкивает общество в пропасть тоталитаризма.

страница загружена



94 Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. Часть  I. Глава V и VII.
вернуться
95 Кроме того, гражданское общество по своей сути является более широким понятием, чем государство, поскольку оно охватывает развитие взаимосвязей между людьми, их взаимозависимость, потребность в обмене результатами своей деятельности в глобальном масштабе. Поэтому, когда заявляют, что в СССР вообще не существовало гражданского общества, то это не совсем верно. Окончательного уничтожения гражданского общества (как и денег) произойти не может, как не могут быть полностью уничтожены те или иные формы кредитно-денежных отношений и отношений взаимообмена между социальными субъектами. В противном случае человечеству пришлось бы вернуться на уровень первобытного существования или нужно было бы изменить человеческую природу до такой степени, что можно было бы говорить о превращении всех людей в роботов или в зомби. Но в этом случае свершилось бы и самоуничтожение государственной власти (рано или поздно эту опасность начинают ощущать на себе все представители тоталитарного государства).
вернуться
96 Так, одним из любимых примеров И. Канта, подтверждавших и пояснявших его точку зрения, согласно которой не существование предметов как таковых в определенных качествах, а только сам факт их существования в человеческом сознании имеет некоторое независимое от этого сознания основание, было различение между представляемым талером и талером, лежащим в кармане.
вернуться
97 Отметим, что Аристотель, можно сказать, вплотную подошел к пониманию денег как формы права и объяснению их кредитной природы, но, видя в деньгах лишь обращающуюся монету, не продвинулся дальше, а остановился на характеристике денег как инструменте обмена. «Между тем во взаимоотношениях [на основе] обмена, — читаем мы в „Никомаховой этике“, — связующим является именно такое право — раcплата, основанная, однако, не на уравнивании, а на установлении пропорции. Дело ведь в том, что и государство держится на пропорциональном ответном деянии. В самом деле, либо стремятся [делать] зло в ответ на зло, а [вести себя] иначе кажется рабством, либо — добро [за добро], а иначе не бывает передачи (metadosis), между тем как вместе держатся благодаря передаче, недаром храмы богинь Благодарения ставят на видном месте: чтобы воздаяние (antapodosis) осуществлялось; это ведь и присуще благодарности — ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему… Если сначала имеется пропорциональное равенство [работы], а затем произошла расплата, получится то, что называется [правосудным в смысле справедливого равенства]. А если нет, то имеет место неравенство, и [взаимоотношения] не поддерживаются… Что потребность связывает так, как будто существует известное единство, станет, должно быть, ясно, потому что если нет потребности друг в друге (у обеих ли сторон или у одной из двух в другой), то обмен и не происходит… И если сегодня нет ни в чем нужды, то монета служит нам как бы залогом возможности обмена в будущем, если возникнет нужда, ибо нужно, чтобы у того, кто приносит [деньги], была возможность приобрести [на них что-либо]. Но и монета претерпевает то же, [что и другие блага], ведь не всегда она имеет равную силу. И все же монета более тяготеет к постоянству». (Аристотель. Никомахова этика. Книга пятая).
вернуться
98 В рамках общего отношения социологии к проблеме денег следует выделить точку зрения Г. Зиммеля, рассматривавшего общество как различные формы и правила взаимоотношения и взаимодействия индивидов и социальных групп. В этом контексте он уделил значительное место рассмотрению социальной роли денег. Однако он также тяготел к трактовке денег как субстанции экономического обмена, представленной, правда, в двух относительно самостоятельных проекциях. С одной стороны, они оценивались как технический механизм обеспечения обмена товаров и услуг, который осваивают все вступающие в экономическую жизнь, начиная использовать его для реализации своих целей. С другой стороны, деньги рассматривались им в рамках институционального анализа, который позволил увидеть в них не только технический механизм или универсальный товар для экономического обмена, а особый социальный институт, обеспечивающий условия интеграции значительного числа людей, определяющий и регулирующий их деятельность по единым стандартам и правилам на единой территории. Он также видел в них социальный инструмент укрепления индивидуальной свободы. При этом Зиммель фактически подошел к проблеме определения гражданского общества как общества, основанного на функционировании денег, доказав при этом, что экономические действия людей можно назвать рациональными, если эта рациональность детерминируется монетарным фактором. Отсюда выводилось определение денег как субстанции социального обмена и указывалось на особую важность анализа условий взаимосвязи между экономически активными индивидами и центральной властью, на которую он возлагал и функцию эмиссии денег. Он понимал, что обращающиеся деньги должны быть одновременно и одинаково ценны для всех участников товарообменных отношений, что для постоянного возобновления процесса обмена необходимо доверие со стороны различных экономических субъектов к используемым ими средствам обмена, то есть к конкретным носителям функции денег как средства обращения. Реализация этого требования ставилась им в зависимость от экономического сообщества в целом и деятельности государства. Однако удовлетворительного ответа на вопрос, каким образом это доверие появилось, обеспечивается или может быть обеспечено, у Зиммеля не было. В целом деньги в их социальной роли характеризовались им как система чрезвычайной сложности, понимание функционирования которой в полной мере никому недоступно.
вернуться
99 Основные положения количественной теории денег можно обнаружить у Д. Юма. Анализ и сопоставление фактов открытия новых приисков золота и серебра в Америке и роста цен на товары и услуги в Европе привели его к убеждению, что цены товаров, при прочих равных условиях, повышаются пропорционально увеличению обращающейся денежной массы и падают с ее уменьшением. Это убеждение в настоящее время лежит в основе всех разновидностей количественной теории денег и определяет воззрения ее сторонников на проблему инфляции. Д. Юм заметил также, что открытие новых приисков золота и серебра первоначально привело не к росту цен, а к расширению промышленного производства в Европе. Он объяснил это явление тем, что хотя рост цен товаров представляет собой обязательное следствие увеличения количества денег, однако он не следует непосредственно за этим увеличением, а требует некоторого времени. Примерно также сегодня рассуждают последователи количественной теории денег, заявляя о том, что рост денежной массы проявляется в росте цен с определенным временным лагом. Однако прогнозные оценки для сроков указанного временного лага у них постоянно меняются и редко когда совпадают с реальностью.
вернуться
100 Кстати, похожее отношение к деньгам можно обнаружить и в рамках «марксистской школы», хотя ее сторонники придерживаются прямо противоположных австрийской школе политических взглядов и социальной идеологии. Сам К. Маркс в «Капитале», с одной стороны, критиковал товарный и золотой фетишизм, отмечая, что денежная форма вещей есть только форма проявления скрытых за ней человеческих отношений. Однако ясного ответа на вопрос о том, какие именно «человеческие отношения» обусловили возникновение и природу денег, у К. Маркса мы не находим. С другой стороны, он также попал в ловушку золотого фетишизма, утверждая, что хотя «золото и серебро по своей природе не деньги, но деньги по своей природе — золото и серебро».
вернуться
101 Ротбард М. Государство и деньги: Как государство завладело денежной системой общества // Пер. с англ. и франц. Челябинск: Социум, 2004. С. 18.
вернуться
102 Ротбард М. Указ. соч. С. 104.
вернуться
103 Утверждения представителей австрийской школы о том, что вытеснение золота из обращения произошло исключительно в результате эгоистической политики и корыстных интересов государственной власти, плохо сочетаются с действительным положением дел. Хотя государство и сыграло свою роль на заключительном этапе процесса утраты золотом денежных функций, в целом этот процесс носил вполне объективный характер и определялся потребностями социально-экономического развития общества.
вернуться
104 К сожалению, сталкиваясь с неадекватным механизмом функционирования денег (инфляция, коррупция, роскошь, нищета и т.д.), даже думающие люди могут достаточно легко впасть в заблуждение относительно действительных причин этих негативных явлений. А политические авантюристы получают возможность с легкостью, как это обычно бывает в истории, вновь навязать обществу опасные идеи решения различных социальных проблем посредством устранения денег, национализации банков или государственного регулирования цен. При этом, естественно, упускается из виду, что социальные проблемы порождаются злоупотреблениями правом и властью. Эти злоупотребления (вписанные в алгебру насилия и геометрию узурпации социальных прав, выстраиваемых в рамках гражданского общества) всегда обусловлены деятельностью различных монополистических образований и сопутствуют им. К этим образованиям, кстати, относится и любое государство. Однако устранить злоупотребления правом посредством уничтожения самого права (одним из инструментов реализации которого являются деньги) просто невозможно. Но только тот, кто имеет ясное представление о том, как функционирует общество, не будет рассматривать вопрос об устранении социально неустранимого. Вместо этого он будет стремиться найти механизмы, позволяющие избежать или нейтрализовать негативные побочные эффекты от этих злоупотреблений и противодействовать монополистическим устремлениям отдельных лиц и социальных групп.
вернуться
105 В различных религиозных и философских системах такая деятельность людей называлась их вкладом в общественное благо, определялась как добродетель и т.д. и всячески приветствовалась. Однако при этом, как правило, затушевывалось то обстоятельство, что люди, осуществляющие такую деятельность, по сути, всегда оказывались кредиторами общества. А понятие «кредитор» предполагает признание его вклада другими членами общества в виде наделения определенными правами (форма фиксации которых может быть различной), к тому же кредитные отношения невозможны без принятия должниками на себя соответствующих обязательств. Конечно, то или иное лицо, совершающее добродетельный поступок, может в качестве своего рода оплаты испытывать удовлетворение от самого факта своих действий или даже от самопожертвования. Так поступают те, кого мы называем героями, а также друзья и влюбленные. Но для того, чтобы указанные действия приобрели необходимый для развития общества постоянный и массовый характер, они нуждаются в соответствующем признании со стороны тех, кому эта «благотворительность» оказывается. Более того, и любая добродетель также нуждается в признании, поскольку в противном случае она может вырождаться в маниакальные устремления. Вообще, само понятие естественного права одних людей по отношению к другим не могло возникнуть без признания последними большего вклада первых и принятия на себя определенных обязательств по отношению к ним. Проблема, правда, в том, что объем прав и обязанностей не мог оставаться постоянным. Он с неизбежностью должен меняться по мере расширения человеческого общества и изменения социальной роли и места отдельных членов и социальных групп. Желание зафиксировать права и обязанности в неизменном виде на деле приводило к нарушению баланса межу ними, к деформации соответствия между естественными правами и обязанностями различных членов общества и социальных групп на том или ином временном интервале, что выражалось в эксплуатации, в социально-политических конфликтах и распадах социальных и политических образований; это также проявлялось в требованиях «социальной справедливости» и «социального равенства», за которыми часто скрывалось лицемерное стремление одних осуществлять или продолжать безответственную эксплуатацию других, то есть получать больше, чем отдавать, не принимая взамен на себя никаких обязательств. Такому стремлению способствовало и то обстоятельство, что по мере роста общественного организма изменялась и форма фиксации прав кредиторов, становясь все больше обезличенной (в виде определенного социального статуса и знаков его отличия, государственных регалий, а также денежных инструментов). При этом и бывшие кредиторы могли злоупотреблять своими ранее вполне естественным правами, оказываясь на деле должниками, но требуя сохранения своих привилегий. Одновременно идея «естественных прав» как основы социальной справедливости трансформировалась в неправомерные требования «социального равенства», которые стали использоваться в качестве ширмы для тех, кто стремился к получению для себя или сохранению за собой больших прав, но кто отказывался или не желал выполнять свои обязательства и не был в состоянии вносить больший вклад в развитие общества. Отметим и тот факт, что религиозные постулаты и философские доктрины, определявшие «естественные права» человека в качестве божественных, призывая людей делать «благодеяния» и обещая им вознаграждение на небесах, на деле вступали в противоречие с реальными потребностями человеческой жизни и человеческого развития. Кстати, «обещание» вознаграждения за добродетель на небесах можно рассматривать как отражение неосознанного ощущения кредитной природы «естественных прав» человека на земле. Первоначальная цель подобных религиозных и философских воззрений могла определяться как передача последующим поколениям людей и закрепления в их сознании необходимости таких кредитных отношений, которые способствовали бы развитию человеческой личности, а не превращались бы в фактор ее возможного закабаления, о чем наглядно свидетельствует возможность перерождения кредитных отношений в ростовщические. Однако на деле подобные постулаты стали служить главным образом целям обоснования божественной природы государственной власти (как теократической, так и светской), которая, забыв о кредитной природе естества земных прав, требовала от подданных лишь выполнения обязанностей, оказывалась формой насилия и закрепления монопольных привилегий для определенных социальных групп. В результате, несмотря на стремление закрепить основы государственной власти, легитимность государственных структур постоянно ставилась под сомнение, а философские и социально-политические доктрины превращались в политические мифы, следование которым приводило к многочисленным человеческим бедствиям. В политической жизни и социальной практике формировались устойчивые структуры, механизм действия которых способствовал становлению такой государственной и общественной системы, которая начинала работать на самоуничтожение.
вернуться
106 Взаимосвязь денег и власти осознавали и на нее указывали достаточно много социологов, не до конца понимая, правда, что в основе ее лежит механизм реализации кредитных отношений в обществе, определяющий и условия формирования естественных прав и обязанностей. Например, Т. Парсонс, рассматривая, как и большинство экономистов, деньги лишь как средство обмена, предложил «истолковать власть в политическом смысле тоже как средство взаимообмена, хотя и отличное от денег, но сравнимое с ним». (Парсонс Т. Система современных обществ // Пер. с англ. М.: Аспект Пресс, 1998. С. 233). Однако и власть, и деньги определялись им как нечто априори стоящее «на входе» социальной системы. Это нечто в сочетании с другими элементами и средствами обмена должно было производить полезные для системы эффекты «на выходе».
вернуться
107 Кстати, такое положение дел фактически превращало государство в страховую конструкцию, когда оплата налогов и сборов оказывалась сродни покупке страхового полиса.
вернуться
108 Обычно под доверием понимают убежденность в честности, добросовестности, искренности кого-либо, в правильности чего-либо и основанное на этом отношение к кому-либо. Для характеристики доверия вне зависимости от догматических формулировок используется — во многом аналогичный понятию «вера» — термин «credo». Этимология последнего восходит к слову кредит, которое, как и вера, обозначает также и мировоззренческую позицию, и психологическую установку, связанную с признанием определенных утверждений и решимостью придерживаться их в повседневной жизни. В определенном смысле доверие и кредит даже «пересекаются» с самой верой. Правда, в отличие от веры они более тесно переплетены с понятием разума и рациональной оценкой жизненных ситуаций.
вернуться
109 Гегель вполне справедливо указывал на то, что «если бы у одной стороны были все права, а у другой — все обязанности, то целое распалось бы…», отмечая при этом, что «человек по существу имеет обязанности лишь постольку, поскольку у него есть права» и что «раб не может иметь обязанностей, их имеет только свободный человек». И далее: «В форме права и обязанности тождество выражено в его противоположности, и обязанность представляется как нечто иное, чем право, она и действительно такова, но оба они необходимо связаны, или, другими словами, тождество являет себя как необходимость». (Гегель Г. Философия права. М., 1990. С. 207,423,424.)
вернуться
110 Для утверждения современных форм банковских денег потребовалось не просто появление коммерческих банков, а наличие центрального банка, задачи которого должны в корне отличаться от задач коммерческих банков. Он не вправе иметь коммерческие интересы и обязан действовать в интересах не только всех банков, но и их кредиторов и вкладчиков. Если говорить в самом общем плане, то функции указанного банка заключаются, с одной стороны, в обеспечении необходимого контроля за тем, чтобы возможные объемы «плохих» кредитов отдельных коммерческих банков не превышали величину их собственных средств, способствуя своевременной замене руководства и собственников коммерческих банков. А с другой стороны, его деятельность должна служить гарантией кредиторам и вкладчикам банков в том, что денежные обязательства коммерческих банков не потеряют функции денег. В свою очередь, обеспечением того, что указанный банк сможет эффективно выполнять данные задачи, не допуская инфляции, потери доверия к банковской системе и кредитным деньгам, могут служить как его собственный капитал, так и страховой или резервный фонд банковской системы в целом. К сожалению, условия, характер и реальные цели деятельности Банка России в настоящее время очень далеки от выполнения указанных функций.
вернуться
111 Классическим социальным примером в этом смысле является отсутствие остро негативной реакции основной части российского общества на стремление Правительства и Банка России к крупномасштабному наращиванию запасов иностранной валюты в виде валютных резервов и Стабилизационного фонда. Кстати, последний, либо по недомыслию, либо в целях дальнейшего идеологического затуманивания населения в денежно-кредитных вопросах скоро будет разделен на две части — Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Несмотря на заявленные цели формирования этих фондов, их предполагаемое использование отвечает интересам зарубежных государств, а не потребностям развития российского общества (способствуя превращению его в общество с ущербными денежно-кредитными отношениями, с нереализованными возможностями и правами граждан и с неоправданным доверием власти).
вернуться
112 Можно сказать, что первым «прочувствовал» эту мысль Н. Макиавелли, повествуя об истории возникновения и особенностях функционирования генуэзского банка Святого Георгия. Для того, чтобы читателям было понятно о чем идет речь, приведем достаточно обширную цитату из работы Н. Макиавелли «История Флоренции»: «После того как Генуя помирилась с Венецией в конце знаменитой войны, происходившей между ними много лет назад, республика, будучи не в состоянии вернуть гражданам крупные денежные суммы, взятые у них взаймы, уступила им таможенные доходы и постановила, что каждый из кредиторов будет получать определенную часть от суммы таможенных сборов пропорционально той сумме, которую он дал взаймы государству, пока долг не будет погашен… Заимодавцы эти учредили между собой нечто вроде правления, избрали совет в составе ста человек для обсуждения всех общественных дел и комитет Восьми, который в качестве верховного органа должен был следить за исполнением решений совета. Все суммы, данные ими в долг государству, они разделили на акции, получившие название „места“, а всей корпорации своей дали наименование в честь Святого Георгия. Когда было упорядочено таким образом внутреннее управление коллегии заимодавцев, а у Генуэзского государства тем временем случалась новая нужда в денежных средствах, оно стало обращаться к банку Святого Георгия за новыми займами. Он же, будучи достаточно богат и хорошо организован, мог удовлетворять эти просьбы государства. А оно, со своей стороны, отдав банку Святого Георгия таможенные доходы, стало давать ему в заклад свои земельные владения. Так дело дошло до того, что из-за потребностей республики и услуг банка Святого Георгия большая часть земель и городов, состоящих под управлением Генуи, перешла в ведение банка: он хозяйничает в них, защищает их, и каждый год посылает туда своих открыто избранных правителей, в деятельность которых государство не вмешивается. А отсюда произошло и то, что граждане, считая правительство республики тираническим, утратили к нему всякую привязанность, перенеся ее на банк Святого Георгия, где управление всеми делами ведется упорядоченно и справедливо. Оттого в Генуе так легко и происходят всевозможные перевороты, подчиняющие генуэзцев то власти одного из их же сограждан, то даже чужеземца, ибо в государстве правление все время меняется, а в банке Святого Георгия все прочно и спокойно… Единственное же вмешательство банка Святого Георгия сводилось всегда к тому, что он заставлял победителя присягнуть в том, что законы государства будут свято соблюдаться. И законы эти действительно до последнего времени не претерпевали никаких изменений,.. Вот поистине удивительный пример, которого не мог засвидетельствовать ни один философ, излагающий порядки в государстве, действительно существующем или вымышленном: на одной и той же территории, среди одного и того же населения одновременно существуют и свобода, и тирания; и уважение к законам, и растление умов; и справедливость, и произвол. Ибо лишь такой порядок и обеспечивает сохранность города, живущего по древним и весьма почтенным обычаям» (Макиавелли Н. История Флоренции // Государь. Сочинения. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 610-611) К сожалению, Макиавелли не развивает эти свои мысли и вообще глубоко не исследует социально-экономические вопросы, сосредоточивая основное внимание на анализе характера и методах политической борьбы. Но и то немногое, о чем он говорит, раскрывая эти вопросы, несет отпечаток глубокой мысли. Кстати, вышеприведенное повествование подтверждает тот факт, что истинную легитимность власти привносит наличие у нее кредитной основы, естественное признание ее в качестве кредитора общества. Заметим также, что данная идея в своей зачаточной форме присутствует и в теоретических рассуждениях Макиавелли о возникновении государства, изложенных в его работе «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия»: «Люди начали объединяться и, чтобы лучше оберечь себя, стали выбирать из своей среды самых сильных и храбрых, делать их своими вожаками и подчиняться им. Из этого родилось понимание хорошего и доброго в отличие от дурного и злого. Вид человека, вредящего своему благодетелю, вызывал у людей гнев и сострадание. Они ругали неблагодарных и хвалили тех, кто оказывался благодарным. Потом, сообразив, что сами могут подвергнуться таким же обидам, и дабы избегнуть подобного зла, они пришли к созданию законов и установлению наказаний для их нарушителей. Так возникло понимание справедливости. Вследствие этого, выбирая теперь государя, люди отдавали предпочтение уже не самому отважному, а наиболее рассудительному и справедливому. Но так как со временем государственная власть из выборной превратилась в наследственную, то новые, наследственные государи изрядно выродились по сравнению с прежними… Поэтому государь становился ненавистным; всеобщая ненависть вызывала в нем страх; страх же толкал его на насилия, и все это вскоре порождало тиранию. Этим клалось начало крушению единовластия: возникали тайные общества и заговоры против государей». (Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Глава II // Государь. Сочинения. М., 2001. С. 128-129).
вернуться
113 Конечно, необходимо учитывать, что для подавляющего большинства людей в современном обществе одной из основных — лежащих на поверхности — причин, ограничивающих их возможности, оказывается величина доходов. Поэтому многие возлагают главную вину за свое бедственное положение на деньги, рассматривая их в качестве источника налагаемых на них ограничений. Причем стремление устранить указанные ограничения часто представляется в виде желания добиться какой-то высшей справедливости, которую, однако, ждут от государства и надеются от него её получить. Но в этом случае причина путается со следствием. В значительной степени именно благодаря деятельности государства, а также других поддерживаемых им монополистических образований и социальных групп, указанная справедливость как раз и нарушается, а используемая форма денег превращается в фактор закабаления человека.
вернуться
114 Для читателей, заинтересованных в более глубоком изучении и понимании указанных вопросов, мы рекомендуем ознакомиться с монографией В. В. Мартыненко «Неизвестная политика Банка России» (М.: Изд-во ИСПИ РАН, 2004), а также с другими его работами по данной тематике, размещенными на сайте [www.martynenko-info.ru].
вернуться



СОЦИАЛЬНАЯ МАТРИЦА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
Социальное звучание новой теоретической базы политологии