Новые направления
развития социологической теории
и горизонты социальной политики

НАУКА. КУЛЬТУРА. ОБЩЕСТВО.
№ 1, 2008
с. 3–23


обложка журнала Наука.Культура.Общество. No 1, 2008



Монопо­ли­за­ция госу­дар­ством денеж­ной эмис­сии на прак­тике все­гда озна­чала и озна­чает стрем­ле­ние вла­сти уста­но­вить кон­троль над целями раз­ви­тия обще­ства, суще­ственно затруд­няя (а вре­ме­нами и уни­что­жая) воз­мож­но­сти наи­бо­лее эффек­тив­ной само­ре­а­ли­за­ции инди­ви­дов, эко­но­ми­че­ских субъ­ек­тов, отдель­ных про­из­водств, отрас­лей, реги­о­нов и стран, а, сле­до­ва­тельно, спо­соб­ствуя фор­ми­ро­ва­нию ситу­а­ции, харак­те­ри­зу­е­мой высо­ким риском соци­аль­ного распада.




Новые направления
развития социологической теории
и горизонты социальной политики


В. В. МАРТЫНЕНКО




Иной мнит себя пове­ли­те­лем дру­гих, что не мешает ему быть рабом в боль­шей еще мере, чем они.


Жан Жак Руссо [1]

Монеты науч­ной вла­сти, на кото­рых О. Контом было впер­вые отче­ка­нен тер­мин «социо­ло­гия», вошли в обра­ще­ние и полу­чили обще­ствен­ное при­зна­ние срав­ни­тельно недавно, но уже под­верг­лись суще­ствен­ной деваль­ва­ции. Правда, в начале тер­ни­стого науч­ного пути не было ничего. Имеется в виду не пустота или туман­ная неяс­ность, кото­рая все­гда при­сут­ствует началу любого мыс­ли­тель­ного про­цесса, а про­сто-напро­сто ничего. Обществу как про­яв­ле­нию ука­зан­ного «ничего», кото­рое после­ду­ю­щие мыс­ли­тели опре­де­лили как позна­ю­щую себя и себя же вос­про­из­во­дя­щую само­со­вер­шен­ству­ю­щу­юся реаль­ность, ино­гда име­ну­е­мую в нена­уч­ной лите­ра­туре Бог, Созда­тель, Творец, Демиург и т.д., это состо­я­ние в тече­ние опре­де­лен­ного вре­мени должно было быть по душе. С этой точки зре­ния ука­зан­ное ничего можно пред­ста­вить в каче­стве пер­вого и един­ствен­ного все­зна­ю­щего кол­лек­тив­ного социо­лога, являв­ше­гося гомо­то­пи­че­ским подо­бием обще­ства. Причем можно счи­тать, что у чело­века в этом ничего было все для счаст­ли­вой жизни, поскольку о самой этой жизни у него еще не было ни вре­мени, ни сил заду­мы­ваться. Однако со вре­ме­нем ситу­а­ция изме­ни­лась. С появ­ле­нием отно­си­тельно сво­бод­ного вре­мени у отдель­ных чле­нов обще­ства, кото­рое уси­ленно дели­лось и стало само себе напо­ми­нать сло­е­ный пирог, воз­никли кри­ти­че­ские рас­суж­де­ния вокруг нашего ничего. Эти рас­суж­де­ния, пер­во­на­чально назы­вав­ши­еся φιλοσοφία или τά μετά τά φυσικά, на оче­ред­ном этапе раз­ви­тия этого ничего и при­об­рели науч­ное бла­го­зву­чие под ана­грам­мой, сме­шав­шей гре­че­ские и латин­ские слова — социо­ло­гия. Послед­няя, будучи еще непри­знан­ной ака­де­ми­че­ской нау­кой, сразу же заявила о себе как об источ­нике выс­шего истин­ного зна­ния, отра­жа­ю­щего состо­я­ние, усло­вия и пер­спек­тивы раз­ви­тия обще­ства, кото­рое в одно­ча­сье из ничего пре­вра­ти­лось во все.

Подоб­ным при­тя­за­ниям пер­вых социо­ло­гов, вызвав­шихся кон­ку­ри­ро­вать с Богом и заняв­шихся кон­стру­и­ро­ва­нием соци­е­таль­ных миров в тече­ние недели, есте­ственно, не суж­дено было сбыться. Более того, энту­зи­азм по поводу созда­ния раци­о­нально и научно орга­ни­зо­ван­ного обще­ства ока­зался еще и запят­нан резуль­та­тами прак­ти­че­ских «опы­тов» по реа­ли­за­ции тео­ре­ти­че­ских раз­ра­бо­ток в обла­сти социо­ло­гии. Прояв­ле­нием этого яви­лось разо­ча­ро­ва­ние в гло­баль­ных соци­аль­ных тео­риях, пре­тен­до­вав­ших на зна­ние соци­аль­ных зако­нов и виде­ние путей дости­же­ния иде­аль­ной орга­ни­за­ции обще­ства. Одним из послед­ствий ука­зан­ного разо­ча­ро­ва­ния явля­ется новый рас­цвет так назы­ва­е­мой кри­ти­че­ской тео­рии, кото­рая собрала «под свои зна­мена» доста­точно раз­ня­щи­еся по своим целям и миро­воз­зре­нию направ­ле­ния социо­ло­ги­че­ской мысли: от реани­ма­ци­он­ных вер­сий марк­сизма и зака­му­фли­ро­ван­ного при­пуд­ри­ва­нием фашизма до пост­мо­дер­нист­ских кон­цеп­ций. Если вспом­нить слова одной из рево­лю­ци­он­ных песен — «кто под крас­ным зна­ме­нем ране­ный идет?» — то они своим осо­бым коло­ри­том могут отча­сти «озву­чить» и оха­рак­те­ри­зо­вать совре­мен­ное состо­я­ние социо­ло­ги­че­ской теории.

Сторон­ники пост­мо­дер­низма вообще отри­цают нали­чие и саму воз­мож­ность выяв­ле­ния общих зако­нов обще­ствен­ной жизни, а сле­до­ва­тельно, и необ­хо­ди­мость общей тео­рии. Тем не менее, подоб­ный под­ход, хотя и имеет доста­точно боль­шое число сто­рон­ни­ков, не явля­ется опре­де­ля­ю­щим, а уж тем более кор­рект­ным. Ряд совре­мен­ных социо­ло­гов, отме­чая, что в наши дни «исче­зает, рас­па­да­ется огром­ное поле клас­си­че­ских социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний и в его, можно ска­зать, опти­ми­сти­че­ском вари­анте, и в его кри­ти­че­ской вер­сии, пита­е­мой куль­тур­пес­си­миз­мом», и рас­смат­ри­вая вопрос о том, «можем ли мы по-новому опре­де­лить сферу социо­ло­гии или мы должны при­знать, что ее дни уже сочтены и на смену социо­ло­ги­че­ским должны прийти новые интел­лек­ту­аль­ные под­ходы, подобно тому, как социо­ло­гия заме­нила фило­со­фию права и госу­дар­ства или частично заняла их место»[2], вполне обос­но­ванно заклю­чают, что для отста­и­ва­ния такого ради­каль­ного вывода как «смерть социо­ло­гии» сто­рон­ни­кам пост­мо­дер­низма сле­до­вало бы выдви­нуть более кон­крет­ные и обос­но­ван­ные аргументы.

Сегодня не снята с повестки дня задача, свя­зан­ная с фор­ми­ро­ва­нием внут­ренне непро­ти­во­ре­чи­вой социо­ло­ги­че­ской тео­рии, кото­рая бы обос­но­ванно при­тя­зала не на целост­ность позна­ния обще­ства, но на откры­тие базо­вых соци­аль­ных зако­нов (как детер­ми­ни­сти­че­ских, так и сто­ха­сти­че­ских), опре­де­ля­ю­щих основ­ные тен­ден­ции его видо­из­ме­не­ния. Точка зре­ния, согласно кото­рой, соци­аль­ная тео­рия в насто­я­щее время при­об­ре­тает все боль­ший вес [3], и столь же весо­мой ста­но­вится и тео­ре­ти­че­ская кон­цеп­ту­а­ли­за­ция соци­аль­ной поли­тики, пред­став­лена далеко не един­ствен­ным чис­лом. Другое дело, что в массе своей среди социо­ло­гов про­изо­шло осо­зна­ние прин­ци­пи­аль­ной под­вер­жен­но­сти социо­ло­ги­че­ских тео­рий ошиб­кам, заблуж­де­ниям и мифо­твор­че­ству; что любое социо­ло­ги­че­ское зна­ние сле­дует рас­смат­ри­вать не как истину в послед­ней инстан­ции, а как аппрок­си­ма­цию к ней.

В насто­я­щее время часто выде­ля­ются (хотя и с опре­де­лен­ной долей услов­но­сти) при­мерно восемь-десять основ­ных социо­ло­ги­че­ских пара­дигм [4], или науч­ных кон­цеп­ций, «погло­ща­ю­щих» боль­шин­ство совре­мен­ных социо­ло­гов. Послед­ние при этом могут спе­ци­а­ли­зи­ро­ваться на раз­лич­ных направ­ле­ниях социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний, число кото­рых (свыше 100) посто­янно воз­рас­тает. Вместе с тем в рам­ках пара­дигмы соци­аль­ного кон­фликта глав­ное вни­ма­ние фоку­си­ру­ется на иссле­до­ва­нии воз­мож­но­сти одних соци­аль­ных групп доми­ни­ро­вать над дру­гими, и спо­соб­но­сти этих «дру­гих» про­ти­во­дей­ство­вать этому доми­ни­ро­ва­нию. Парадигма соци­аль­ной эво­лю­ции (кото­рая вклю­чает в себя явных и неяв­ных после­до­ва­те­лей соци­аль­ного дар­ви­низма) пред­по­ла­гает осо­бое вни­ма­ние к иссле­до­ва­нию базо­вых усло­вий и харак­тера соци­аль­ного про­гресса обще­ства. Предста­ви­тели «неоэ­во­лю­ци­о­низма» отка­за­лись, правда, от идео­ло­гии соци­аль­ного детер­ми­низма, внеся в свои кон­цеп­ции поня­тие веро­ят­но­сти и дока­зы­вая, что исто­ри­че­ские слу­чай­но­сти ока­зы­вают суще­ствен­ное воз­дей­ствие на про­цесс соци­аль­ной эво­лю­ции, кото­рый не обя­за­тельно свя­зан с поня­тием соци­аль­ный про­гресс, а может вклю­чать в себя и соци­аль­ный регресс. В каче­стве осо­бой пара­дигмы в кон­тек­сте тео­ре­ти­че­ского виде­ния соци­аль­ной эво­лю­ции и соци­аль­ного про­гресса сле­дует выде­лить марк­сизм, или точ­нее пара­дигму исто­ри­че­ского (эко­но­ми­че­ского) мате­ри­а­лизма. Данная пара­дигма, хотя и раз­ра­ба­ты­ва­лась с при­це­лом на изме­не­ние поли­ти­че­ского и обще­ствен­ного устрой­ства, прежде всего, веду­щих стран Запад­ной Европы, наи­боль­ших успе­хов в этом отно­ше­нии достигла в России и при­вела к суще­ство­вав­шему в тече­ние прак­ти­че­ски всего XX в. раз­де­ле­нию социо­ло­гии (в чем-то напо­ми­на­ю­щее раз­де­ле­ние хри­сти­ан­ской церкви) на восточ­ную и запад­ную. Вместе с тем марк­сист­ская пара­дигма и на запад­ную социо­ло­гию ока­зала свое вли­я­ние, кото­рое до сих пор про­сле­жи­ва­ется во мно­гих тео­ре­ти­че­ских постро­е­ниях совре­мен­ных социо­ло­гов [5]. Позити­вист­ская пара­дигма, свя­зан­ная, прежде всего, с име­нем О. Конта и зало­жив­шая основу раз­ви­тия запад­ной социо­ло­гии, также тесно при­мы­кает к пара­дигме соци­аль­ной эво­лю­ции. Правда, в насто­я­щее время явных при­вер­жен­цев пози­ти­вист­ской пара­дигмы не суще­ствует. В своем несколько изме­нен­ном виде (нео­по­зи­ти­визм) этот под­ход направ­лен на выяв­ле­ние и рас­кры­тии при­чинно-след­ствен­ных свя­зей соци­аль­ной жизни. Парадигма струк­тур­ного функ­ци­о­на­лизма, или пара­дигма соци­аль­ных систем, родо­на­чаль­ни­ком кото­рой счи­та­ется Т. Парсонс [6] в своих основ­ных раз­но­вид­но­стях пред­по­ла­гает иссле­до­ва­ние вза­и­мо­свя­зан­ных функ­ций, кото­рые испол­няют раз­лич­ные эле­менты соци­аль­ной системы по отно­ше­нию к соци­аль­ной системе в целом. Этноме­то­до­ло­ги­че­ская пара­дигма (осно­ва­тель — аме­ри­кан­ский социо­лог Гарольд Гарфин­кель [Harold Garfinkel (род. 1917)] тре­бует ана­лиза того, как люди фор­ми­руют свои взгляды и пред­став­ле­ния о смысле соци­аль­ной жизни и необ­хо­ди­мой соци­аль­ной орга­ни­за­ции в про­цессе самой жизни. Ее сто­рон­ники сосре­до­то­чи­вают свое вни­ма­ние на струк­туре явных (открыто раз­де­ля­е­мых всеми) и неяв­ных (обычно неглас­ных) пра­ви­лах и зна­ниях, поз­во­ля­ю­щих обес­пе­чи­вать устой­чи­вое соци­аль­ное вза­и­мо­дей­ствие между людьми. Послед­ние при этом рас­смат­ри­ва­ются в каче­стве «прак­ти­че­ских тео­ре­ти­ков», сов­мест­ными уси­ли­ями опре­де­ля­ю­щих зна­че­ние и пони­ма­ние дей­ствий друг друга.

Близкая по духу к этно­ме­то­до­ло­гии, пара­дигма сим­во­ли­че­ского интерак­ци­о­низма [7] пред­по­ла­гает кон­крет­ные иссле­до­ва­ния про­цес­сов соци­аль­ного вза­и­мо­дей­ствия инди­ви­дов, в рам­ках кото­рых фор­ми­ру­ются и моду­ли­ру­ются част­ные и общие мне­ния, модели, шаб­лоны и при­вычки соци­аль­ного пове­де­ния, иерар­хи­че­ская струк­тура обще­ства. Иногда в рам­ках пара­дигмы соци­аль­ного интерак­ци­о­низма выде­ляют так назы­ва­е­мую дра­ма­тур­ги­че­скую кон­цеп­цию иссле­до­ва­ния обще­ства, пред­ла­га­ю­щую рас­смот­ре­ние соци­аль­ной жизни с точки зре­ния суще­ству­ю­щих ана­ло­гий между ней и теат­раль­ным пред­став­ле­нием. Однако в каче­стве базо­вых оце­нок и под­хо­дов дра­ма­тур­ги­че­ская кон­цеп­ция несколько про­ти­во­ре­чит идеям тео­рии соци­аль­ного интерак­ци­о­низма. Поэтому более пра­во­мер­ным пред­став­ля­ется выде­ле­ние ее в каче­стве осо­бого направ­ле­ния социо­ло­ги­че­ской мысли, име­ю­щего свои цели, задачи и тен­ден­ции раз­ви­тия [8]. В то же время общим для дан­ных социо­ло­ги­че­ских пара­дигм явля­ется мето­до­ло­гия «сопри­сут­ствия», пред­по­ла­га­ю­щая рас­смот­ре­ние и ана­лиз пове­де­ния и поступ­ков людей в при­сут­ствии друг друга, иссле­до­ва­ние соци­аль­ной жизни в отно­си­тельно узком меж­лич­ност­ном про­стран­стве, однако вне исто­ри­че­ских рамок.

В совре­мен­ной семье социо­ло­ги­че­ских пара­дигм выде­ля­ется также феми­нист­ская пара­дигма, фоку­си­ру­ю­щая основ­ное вни­ма­ние на иссле­до­ва­нии про­блем муж­ского доми­ни­ро­ва­ния в обще­стве и вли­я­нии этого доми­ни­ро­ва­ния на общие усло­вия, изме­не­ния и харак­тер соци­аль­ной жизни. При этом ста­вится вопрос о необ­хо­ди­мо­сти опре­де­лен­ного пере­фор­ма­ти­ро­ва­ния социо­ло­ги­че­ских тео­рий с уче­том осо­бен­но­стей жен­ского взгляда на про­блемы соци­аль­ного миро­устрой­ства и его изменения.

Видное место зани­мает и пара­дигма раци­о­наль­ного выбора, пред­став­ля­ю­щая соци­аль­ное пове­де­ние инди­ви­дов как осно­ван­ное на объ­ек­тив­ных инте­ре­сах и их осо­знан­ном вза­и­мо­дей­ствии в целях дости­же­ния мак­си­маль­ной полез­но­сти. Отдель­ные сто­рон­ники дан­ной пара­дигмы, полу­чив­шей широ­кое рас­про­стра­не­ние в послед­ние два деся­ти­ле­тия про­шлого века, высту­пили с пре­тен­зией на «замену» социо­ло­ги­че­ской тео­рии на мето­до­ло­гию тео­рии раци­о­наль­ного выбора, пре­тен­дуя на реа­ли­стич­ность и высо­кую досто­вер­ность в про­гно­зи­ро­ва­нии пове­де­ния инди­ви­дов и соци­аль­ных групп. Поэтому не уди­ви­тельно, что эта тео­рия вызвала острую поле­мику среди социо­ло­гов. У дан­ного под­хода появи­лись и вос­тор­жен­ные поклон­ники, и не менее реши­тельно настро­ен­ные кри­тики. В самом общем виде сущ­ность мето­до­ло­ги­че­ского под­хода, пред­ла­га­е­мого тео­рией раци­о­наль­ного выбора, состоит в том, что соци­аль­ная среда, соци­аль­ная ситу­а­ция струк­ту­ри­руют аль­тер­на­тивы, име­ю­щи­еся перед акто­рами, будь то инди­виды или группы, и ока­зы­вают реша­ю­щее вли­я­ние на при­ни­ма­е­мые акто­рами реше­ния. При этом стра­те­гии избран­ного пове­де­ния объ­яс­ня­ются пре­иму­ще­ственно с помо­щью кон­тек­ста огра­ни­че­ний и воз­мож­но­стей, в рам­ках кото­рых и осу­ществ­ля­ется выбор кон­крет­ной стратегии.

Кроме назван­ных, суще­ствует еще несколько кон­цеп­ций социо­ло­ги­че­ского виде­ния, интер­пре­та­ции и про­гно­зи­ро­ва­ния соци­аль­ной дей­стви­тель­но­сти, кото­рые не совсем впи­сы­ва­ются в усто­яв­ши­еся рамки социо­ло­ги­че­ских пара­дигм и ино­гда выде­ля­ются в каче­стве само­сто­я­тель­ных тен­ден­ций раз­ви­тия совре­мен­ной социо­ло­ги­че­ской мысли (кон­цеп­ции П. Бурдье, Э. Валлер­стайна, А. Гидденса, М. Фуко, Ю. Хабер­маса и др.). Вместе с тем само их суще­ство­ва­ние вынуж­дает отча­сти согла­ситься с мне­нием аме­ри­кан­ского социо­лога Дж. Тернера, кото­рый счи­тает, что «мно­гое из того, что име­ну­ется социо­ло­ги­че­ской тео­рией, в дей­стви­тель­но­сти пред­став­ляет собой непроч­ную связку под­ра­зу­ме­ва­е­мых допу­ще­ний, неадек­ватно опре­де­лен­ных поня­тий и несколь­ких неяс­ных и логи­че­ски не свя­зан­ных пред­ло­же­ний. С точки зре­ния пер­спек­тив иде­аль­ной науч­ной тео­рии, социо­ло­ги­че­скому тео­ре­ти­зи­ро­ва­нию пред­стоит еще пройти нема­лый путь»[9].

В целом в насто­я­щее время тео­ре­ти­че­ский пафос совре­мен­ной социо­ло­ги­че­ской науки в основ­ном фор­ми­ру­ется в про­цессе ее диа­лога со смеж­ными, сопре­дель­ными соци­ально-гума­ни­тар­ными дис­ци­пли­нами и интел­лек­ту­аль­ными дви­же­ни­ями. В рам­ках этого диа­лога обсуж­да­ется кон­цеп­ту­аль­ный силуэт насто­я­щего и буду­щего обще­ства, его «пакет­ные» поня­тия. Наблю­да­ется также раз­мы­ва­ние гра­ниц между соци­аль­ными нау­ками и нау­ками о чело­веке[10], их можно ска­зать есте­ствен­но­на­уч­ное «опло­до­тво­ре­ние», син­тез когни­тив­ных наук и соци­аль­ной эпи­сте­мо­ло­гии, и в то же время сво­его рода социо­ло­ги­за­ция есте­ствен­ных наук [11]. Сегодня в интел­лек­ту­аль­ном сооб­ще­стве про­сле­жи­ва­ется осо­зна­ние того, что перед ком­плек­сом соци­аль­ных дис­ци­плин откры­ва­ются новые гори­зонты, воз­ни­кают новые вопросы [12], дают о себе знать новые ситу­а­ции, тре­буют сво­его объ­яс­не­ния новые про­цессы, кото­рые, с одной сто­роны, ведут ко все воз­рас­та­ю­щей инте­гра­ции соци­ума, а с дру­гой — таят в себе опас­ность и риск соци­аль­ного распада.

Одним из направ­ле­ний совре­мен­ной социо­ло­ги­че­ской науки явля­ется сво­его рода вычле­не­ние семейств тео­ре­ти­че­ских про­грамм новей­ших иссле­до­ва­ний, исполь­зу­ю­щих и рефор­му­ли­ру­ю­щих идеи, отно­ся­щи­еся к раз­лич­ным тео­ре­ти­че­ским кон­цеп­циям [13], осу­ществ­ляя их тести­ро­ва­ние и вза­им­ное нало­же­ние, а также ком­пью­тер­ное моде­ли­ро­ва­ние в инте­ре­сах при­ра­ще­ния социо­ло­ги­че­ских зна­ний. Соответ­ственно при таком под­ходе социо­ло­ги­че­ская тео­рия уже не рас­смат­ри­ва­ется как «закры­тая» непо­движ­ная система. «Едини­цей» мето­до­ло­ги­че­ского ана­лиза ста­но­вится «серия» тео­рий, обре­та­ю­щих ста­тус тако­вых по мере их изме­не­ния и рас­ши­ре­ния. Возни­кает некая мно­го­лист­ная струк­тура кон­цеп­ций, свя­зан­ных между собой на погра­нич­ных участ­ках и плавно пере­хо­дя­щих одна в дру­гую, нахо­дя­щихся в посто­ян­ной дина­мике [14]. Тем самым акценты пере­дви­га­ются в сто­рону убе­ди­тель­но­сти, согла­со­ван­но­сти, внут­рен­него досто­ин­ства, выяв­ле­ния про­дук­тив­но­сти/непро­дук­тив­но­сти и эври­стич­но­сти резуль­та­тов социо­ло­ги­че­ского поиска. Одной из целей этого направ­ле­ния социо­ло­гии явля­ется оценка и харак­те­ри­стика име­ю­щихся и воз­мож­ных точек роста социо­ло­ги­че­ской тео­рии [15]. Подоб­ный под­ход, кстати, имеет зна­че­ние и для улуч­ше­ния каче­ства пре­по­да­ва­ния и обу­че­ния социо­ло­гии сту­ден­тов, под­дер­жи­вая тем самым основы для даль­ней­шего вос­про­из­вод­ства и раз­ви­тия социо­ло­гии как ака­де­ми­че­ской науки. Он также спо­соб­ствует тому, что социо­ло­ги­че­ские идеи и поня­тия, выра­ботка социо­ло­ги­че­ского вооб­ра­же­ния [16] и социо­ло­ги­че­ской гиб­ко­сти ума ста­но­вятся ката­ли­за­то­рами совре­мен­ного науч­ного раз­ви­тия в целом, рефлек­сив­ными фор­мами обще­ствен­ного созна­ния, кото­рые нахо­дят свое инсти­ту­ци­о­наль­ное выра­же­ние в обще­ствен­ных структурах.

Вместе с тем нельзя не при­знать и тот факт, что пока наблю­да­ется ост­рый дефи­цит в кон­цеп­ту­аль­ных про­ры­вах тео­ре­ти­че­ского виде­ния совре­мен­ного соци­аль­ного мира, что состав­ляет одну из основ­ных про­блем и для совре­мен­ной социо­ло­гии, и для про­ве­де­ния эффек­тив­ной соци­аль­ной поли­тики. Заметим также, что, ана­ли­зи­руя совре­мен­ные социо­ло­ги­че­ские тео­рии, можно придти к заклю­че­нию, что име­ешь дело с чемо­да­ном с двой­ным дном — настолько хитро упа­ко­вано его содер­жи­мое, отра­жая двой­ствен­ность уста­но­вок в мыш­ле­нии самих тео­ре­ти­ков — да, еще и без ручки, так что непо­нятно, с какой сто­роны за него браться [17].

Отчасти сла­бость совре­мен­ной социо­ло­ги­че­ской тео­рии, как под­ме­тил С. Сайдман, заклю­ча­ется в том, что она «ото­рва­лась от тех кон­флик­тов и пуб­лич­ных деба­тов, кото­рые питали ее в про­шлом; обра­ти­лась внутрь себя и стала само­ре­фе­рент­ной. Социо­ло­ги­че­ская тео­рия сего­дня про­из­во­дится и потреб­ля­ется почти исклю­чи­тельно социо­ло­ги­че­скими тео­ре­ти­ками»[18]. Кроме того, подоб­ного рода социо­ло­ги­че­ское тео­ре­ти­зи­ро­ва­ние часто стре­мится сфор­ми­ро­вать интел­лек­ту­аль­ные струк­туры и меха­низмы пони­ма­ния, кото­рые пре­под­но­сятся как глав­ные «хра­ни­тели» бытий­ной уни­каль­но­сти соци­ума, соци­аль­ной иден­тич­но­сти. Но при этом наблю­да­ются попытки отбро­сить все, что может созда­вать какие-либо «инфор­ма­ци­он­ные шумы», поз­во­ляет слы­шать гул соци­аль­ного мира, вос­при­ни­мать виб­ра­ции совре­мен­ной соци­аль­ной поли­тики госу­дар­ства и состо­я­ния обще­ства. Это тео­ре­ти­зи­ро­ва­ние при­тя­зает на внут­рен­нюю непро­ти­во­ре­чи­вость полу­ча­е­мых резуль­та­тов, на откры­тие соци­аль­ных зако­но­мер­но­стей, осмыс­ле­ние под­хо­дов к пони­ма­нию соци­аль­ной жизни, ее пред­на­зна­че­ния и нор­ма­тивно-пра­во­вого обес­пе­че­ния. Однако в зна­чи­тель­ном числе слу­чаев ока­зы­ва­ется, что раз­рыв между тео­рией и прак­ти­кой, столь обыч­ный в исто­рии, в каком-то отно­ше­нии ста­но­вится все более глубоким.

Для пре­одо­ле­ния ука­зан­ного раз­рыва у совре­мен­ного тео­ре­тика от социо­ло­гии исход­ным пунк­том, согла­симся с Н. Е. Покров­ским, должно быть чув­ство новизны того, что про­ис­хо­дит в мире. Эта новизна, если исполь­зо­вать его тер­ми­но­ло­гию, заклю­ча­ется, прежде всего, в «хру­ста­ли­за­ции» совре­мен­ных обществ [19]. Имеется в виду утон­че­ние и «истон­че­ние» соци­аль­ных ста­би­ли­за­то­ров, нарас­та­ние рис­ков, угро­жа­ю­щих суще­ство­ва­нию мира в совре­мен­ной соци­аль­ной форме. Новизна мира про­яв­ля­ется в том, что лом­кость, хруп­кость, или хру­ста­ли­за­ция его соци­аль­ных струк­тур ста­но­вится его неиз­беж­ным свой­ством, его каче­ствен­ной харак­те­ри­сти­кой. Как и все живое на земле, соци­аль­ный мир рож­да­ется, раз­ви­ва­ется и уми­рает, рас­па­да­ясь на состав­ные части с тем, чтобы снова воз­ро­дится в какой-то новой ком­би­на­ции. Этот про­цесс явля­ется посто­ян­ным и неиз­беж­ным. Однако каж­дое обще­ство, и совре­мен­ные обще­ства в дан­ном слу­чае не явля­ются исклю­че­нием, далеко не все­гда готово к вос­при­я­тию и пони­ма­нию этих глу­бин­ных схем, или зако­нов, по кото­рым оно стро­ится, живет и гибнет.

В этой связи особо обра­тим вни­ма­ние на тот факт, что в послед­нее деся­ти­ле­тие два­дца­того сто­ле­тия появи­лась и стала активно рас­про­стра­няться так назы­ва­е­мой кон­цеп­ция «пуб­лич­ной социо­ло­гии» (public sociology), сто­рон­ники кото­рой высту­пают за рас­ши­ре­ние гра­ницы социо­ло­гии как ака­де­ми­че­ской дис­ци­плины, вклю­че­ние в раз­ра­ботку социо­ло­ги­че­ских уео­рий и прак­тик более широ­кой ауди­то­рии [20]. Основ­ное тре­бо­ва­ние заклю­ча­ется не столько в изме­не­нии или выра­ботке новой мето­до­ло­гии полу­че­ния социо­ло­ги­че­ских зна­ний, сколько в каче­ственно новом стиле и языке социо­ло­ги­че­ских тек­стов, а также новых форм интел­лек­ту­аль­ного обще­ния и вза­и­мо­дей­ствия про­из­во­ди­те­лей и потре­би­те­лей социо­ло­ги­че­ской про­дук­ции. Авторы дан­ной кон­цеп­ции при­зы­вают социо­ло­гов более активно участ­во­вать в обще­ствен­ной и поли­ти­че­ской жизни, сти­му­ли­руя дебаты по раз­лич­ным вопро­сам госу­дар­ствен­ной дея­тель­но­сти и про­во­ди­мой поли­тики, объ­яс­няя и рас­кры­вая цели и задачи (в том числе латент­ные) наби­ра­ю­щих силу соци­аль­ных дви­же­ний, общие про­блемы фор­ми­ро­ва­ния и функ­ци­о­ни­ро­ва­ния инсти­ту­тов граж­дан­ского обще­ства. При этом выдви­га­ется задача непо­сред­ствен­ного уча­стия социо­ло­гии и социо­ло­гов в под­го­товке необ­хо­ди­мых изме­не­ний в нор­ма­тив­ной базе обще­ствен­ной жизни, т.е. пря­мого вовле­че­ния социо­ло­гов в поли­ти­че­ские про­цессы. Таким обра­зом, можно ска­зать, что социо­ло­гия и социо­логи были изнутри под­верг­нуты при­мерно той же кри­тике, кото­рую К. Маркс в своих «Тезисах о Фейер­бахе» (напи­сан­ных вес­ной 1845 г. в воз­расте 27 лет), а также в «Немец­кой идео­ло­гии» (под­го­тов­лен­ной зимой 1845 ⁄ 1846 г.) обру­шил на фило­со­фию и фило­со­фов. Маркс обви­нил их в том, что они «лишь раз­лич­ным обра­зом объ­яс­няли мир, но дело заклю­ча­ется в том, чтобы изме­нить его [21], отме­тив также, что фило­со­фия к изу­че­нию реаль­ного мира имеет такое же отно­ше­ние, какое «она­низм к поло­вой любви» — довольно при­ятно, но совер­шенно бес­по­лезно и без вся­ких резуль­та­тов [22]. Послед­ние срав­не­ние, кстати, в свое время любили повто­рять неко­то­рые социо­логи [напри­мер, П. Бурдье [23] (P. Bourdieu (1930-2002)] в каче­стве дока­за­тель­ства (вер­нее, доступ­ного широ­ким мас­сам объ­яс­не­ния) отли­чия социо­ло­ги­че­ской тео­рии от фило­со­фии. Теперь же подоб­ные выпады были сде­ланы про­тив самой социо­ло­гии и социологов.

Заметим также, что сохра­няв­ший свою силу на про­тя­же­нии более полу­века после заня­тия социо­ло­гией ста­туса ака­де­ми­че­ской науки сво­его рода обет запад­ных фило­со­фов, зани­мав­шихся даже такими ее раз­де­лами как фило­со­фия морали и поли­тики, огра­дить фило­со­фию от задачи раз­ра­ботки реко­мен­да­ций по прак­ти­че­ским соци­ально-поли­ти­че­ским вопро­сам госу­дар­ствен­ной и обще­ствен­ной жизни, был нару­шен. Если, напри­мер, один из наи­бо­лее вли­я­тель­ных бри­тан­ских фило­со­фов XX в. Бертран Рассел [Bertrand Arthur William Russell (1872— 1970)] и высту­пал пуб­лично по вопро­сам семьи, брака, обра­зо­ва­ния, расо­вых отно­ше­ний, войны и мира, то все­гда под­чер­ки­вал, что он это делал, выходя за рамки фило­со­фии и рас­суж­дая как отец, муж и граж­да­нин, но не как фило­соф. Однако уже его после­до­ва­тели и сто­рон­ники стали активно рас­смат­ри­вать и писать по таким ост­рым соци­аль­ным и поли­ти­че­ским про­бле­мам, как феми­низм, отно­ше­ния полов, меди­цина, загряз­не­ние окру­жа­ю­щей среды, меж­го­су­дар­ствен­ные отно­ше­ния, гонка воору­же­ний и т.д., рас­смат­ри­вая их как состав­ные части «при­клад­ной фило­со­фии». Сами фило­софы ста­но­ви­лись чле­нами раз­лич­ных кон­суль­та­тив­ных коми­те­тов по вопро­сам совре­мен­ной поли­тики и больше не склонны были счи­тать, что их уча­стие в дис­кус­сиях по фун­да­мен­таль­ным соци­аль­ным про­бле­мам озна­чает выход за рамки философии.

В резуль­тате, можно ска­зать, что к концу XX в. для социо­ло­гии сло­жи­лась ситу­а­ция, кото­рая стала напо­ми­нать вре­мена вступ­ле­ния социо­ло­гии в сооб­ще­ство ака­де­ми­че­ских дис­ци­плин. Вновь воз­ни­кают вопросы о ее роли и месте, ее зна­че­нии для обще­ства, о кон­крет­ных потре­би­те­лях ее про­дук­ции, суще­ству­ю­щей в виде науч­ных зна­ний, науч­ных тео­рий, а также идео­ло­ги­че­ских уста­но­вок. И здесь необ­хо­димо отме­тить, что социо­ло­гия, как и мно­гие дру­гие гума­ни­тар­ные науки, в той или иной сте­пени все­гда была завя­зана на и инте­ресы госу­дар­ства, потреб­но­сти поли­ти­че­ской вла­сти [24]. Стрем­ле­ние к вла­сти и ее удер­жа­нию в той или иной сте­пени все­гда пред­по­ла­гало и нуж­да­лось, с одной сто­роны, в оценке реально скла­ды­вав­шейся соци­аль­ной кар­тины, ана­лизе настро­е­ний, скла­ды­ва­ю­щихся у опре­де­лен­ных соци­аль­ных групп и соци­аль­ной массы в целом. А с дру­гой — в идео­ло­ги­че­ском вли­я­нии на соци­аль­ную жизнь, в воз­дей­ствии на обще­ствен­ные группы и мани­пу­ли­ро­ва­нии обще­ствен­ным мне­нием. Все это, есте­ственно, ока­зы­вало и ока­зы­вает двой­ствен­ное воз­дей­ствие на раз­ви­тия социо­ло­ги­че­ской тео­рии. Кроме того, в социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ниях нуж­да­лось (осо­бенно в усло­виях демо­кра­тии) и поли­ти­че­ское обще­ство в целом. В дан­ном слу­чае под поли­ти­че­ским обще­ством пони­ма­ется сово­куп­ность раз­лич­ного рода поли­ти­че­ских и обще­ствен­ных орга­ни­за­ций, стре­мя­щи­еся к вла­сти или к ока­за­нию воз­дей­ствия на госу­дар­ствен­ную власть, отра­жая инте­ресы тех или иных групп граж­дан­ского обще­ства. Более того, в насто­я­щее время наблю­да­ется про­цесс опре­де­лен­ной ком­мер­ци­а­ли­за­ции резуль­та­тов социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний (прежде всего в обла­сти соци­аль­ной пси­хо­ло­гии), их актив­ного исполь­зо­ва­ния, напри­мер, в реклам­ном биз­несе, в адво­кат­ской прак­тике, при под­го­товке и управ­ле­нии пер­со­на­лом (в част­но­сти, в сфере тор­говли и услуг) и т. п. Неодно­знач­ность вли­я­ния дан­ной группы потре­би­те­лей социо­ло­ги­че­ской про­дук­ции на раз­ви­тие социо­ло­ги­че­ской тео­рии и на ее каче­ство как научно-обос­но­ван­ного зна­ния также понятно. Наконец, и сами социо­логи явля­лись и явля­ются состав­ной частью граж­дан­ского и поли­ти­че­ского обще­ства, имея свои соб­ствен­ные инте­ресы в отста­и­ва­нии тех или иных, порой явно про­ти­во­ре­ча­щих истине, тео­ре­ти­че­ских кон­цеп­ций. Причем речь в дан­ном слу­чае может идти как о созна­тель­ном при­слу­жи­ва­нии вла­сти или иным поли­ти­че­ским силам, так и об упор­ном сле­до­ва­нии неосо­знанно допу­щен­ным тео­ре­ти­че­ским ошиб­кам, неже­ла­ние их при­зна­вать по при­чине лич­ных амби­ций кон­крет­ных исследователей.

Следует, навер­ное, при­знать, что абсо­лютно объ­ек­тив­ных социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний нико­гда не суще­ство­вало, не суще­ствует, и, вряд ли, они когда-либо появятся. Иными сло­вами, социо­ло­гия и социо­логи все­гда были и будут в той или иной сте­пени анга­жи­ро­ван­ными, что вли­яет на каче­ство социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний, тео­ре­ти­че­ских постро­е­ний и реко­мен­да­ций, а глав­ное — на фор­ми­ро­ва­ние усло­вий посту­па­тель­ного и сба­лан­си­ро­ван­ного раз­ви­тия обще­ства. В этой связи родо­на­чаль­ник струк­тур­ного функ­ци­о­на­лизма (авто­ров и после­до­ва­те­лей кото­рого часто обви­няли и обви­няют в реак­ци­он­но­сти и кон­сер­ва­тизме) Т. Парсонс [T. Parsons (1902-1979)] в свое время вполне спра­вед­ливо отме­тил, что обес­пе­че­ние под­линно надеж­ного обще­ствен­ного порядка явля­ется исклю­чи­тельно про­бле­ма­тич­ным делом, поскольку «при­рода его нена­деж­но­сти и усло­вия, на кото­рых он суще­ство­вал и может суще­ство­вать, неадек­ватно пред­став­лены во всех попу­ляр­ных ныне кон­цеп­циях обще­ства, неза­ви­симо от их поли­ти­че­ской окраски. Сохра­ня­ется глу­бо­кое раз­ли­чие между ком­пе­тент­ным ана­ли­зом и науч­ной поста­нов­кой этой про­блемы, с одной сто­роны, и ее идео­ло­ги­че­ским опре­де­ле­нием, рас­счи­тан­ным на пуб­лику, — с другой»[25].

Эта про­блема ока­зала свое вли­я­ние на воз­ник­но­ве­ние кри­зис­ной ситу­а­ции в совре­мен­ной социо­ло­гии и гума­ни­тар­ных нау­ках в целом. Причем ката­ли­за­то­ром ука­зан­ной ситу­а­ции отча­сти яви­лось ослаб­ле­ние идео­ло­ги­че­ского про­ти­во­сто­я­ния в меж­го­су­дар­ствен­ных отно­ше­ниях после окон­ча­ния «холод­ной войны» и рас­пада СССР, что, в част­но­сти, ска­за­лось на сни­же­нии мас­шта­бов госу­дар­ствен­ного финан­си­ро­ва­ния соци­аль­ной науки. Причем послед­нее обсто­я­тель­ство осо­бенно нега­тивно отра­зи­лось на раз­ви­тии рос­сий­ской социо­ло­гии, поскольку она отво­е­вало свое право на суще­ство­ва­ние в ее совре­мен­ном виде у «марк­сист­ско-ленин­ской фило­со­фии» и «науч­ного ком­му­низма», фак­ти­че­ски, только к концу «пере­стройки». Заметим также, что на Западе идео­ло­ги­че­ское про­ти­во­сто­я­ние двух систем спо­соб­ство­вало раз­ви­тию социо­ло­ги­че­ской науки, на каж­дом этапе кото­рого появ­ля­лись новые трак­товки и резуль­таты социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний, рас­ши­ря­лись гра­ницы социо­ло­ги­че­ского зна­ния. Вместе с тем, его интер­пре­та­ция, хотя и в мень­шей сте­пени, чем в СССР, также бази­ро­ва­лась на поли­ти­че­ской иден­ти­фи­ка­ции, идео­ло­ги­че­ском лави­ро­ва­нии, на ими­та­ции сути соци­аль­ных про­цес­сов власт­ными струк­ту­рами. Это пред­опре­де­лило соци­аль­ную обу­слов­лен­ность и соци­аль­ную зави­си­мость содер­жа­ния соци­аль­ных тео­рий и эмпи­ри­че­ских иссле­до­ва­ний от тех идео­ло­ги­че­ских уста­но­вок и цен­но­стей, кото­рые при­няты и про­по­ве­ду­ются госу­дар­ствен­ной вла­стью, что в боль­шин­стве слу­чаев нега­тивно ска­зы­ва­ется на каче­стве и науч­ной цен­но­сти социо­ло­ги­че­ского знания.

В то же время нельзя не отме­тить и тот факт, что идея пре­вра­ще­ния социо­ло­гии в так назы­ва­е­мую «чистую» науку может ее окон­ча­тельно погу­бить. Разра­ботка социо­ло­ги­че­ских кон­цеп­ций, пред­на­зна­чен­ных исклю­чи­тельно для внут­рен­него потреб­ле­ния (дру­гими социо­ло­гами) с исполь­зо­ва­нием осо­бого «социо­ло­ги­че­ского» языка (непо­нят­ного для основ­ной массы чле­нов обще­ства) может только окон­ча­тельно отбро­сить социо­ло­гию на обо­чину обще­ствен­ной и поли­ти­че­ской жизни. Таким обра­зом, соци­аль­ное суще­ство­ва­ние и каче­ство социо­ло­гии как науки ока­зы­ва­ется под угро­зой и тогда, когда она замы­ка­ется в себе, при­об­ре­тая форму «чистой» ака­де­ми­че­ской кор­по­ра­тив­ной науки, спо­соб­ной научно ана­ли­зи­ро­вать лишь поли­ти­че­ски незна­чи­мые объ­екты, и тогда, когда она рас­ши­ря­ется до идео­ло­ги­че­ских раз­ме­ров лож­ной науки, при­зван­ной обу­стра­и­вать и «кон­сер­ви­ро­вать» сло­жив­шийся соци­аль­ный порядок.

В этой связи важно под­черк­нуть, что хотя любые тео­ре­ти­че­ские раз­мыш­ле­ния и кон­цеп­ции могут исполь­зо­ваться в каче­стве идео­ло­ги­че­ского меха­низма воз­дей­ствия на обще­ство, непра­во­мерно было бы осуж­дать авто­ров ука­зан­ных кон­цеп­ций, если их мысли и дей­ствия в основ­ном были направ­лены на поиски истины. Причем неза­ви­симо от того, нахо­ди­лись ли они на службе инте­ре­сов госу­дар­ствен­ной вла­сти (напри­мер, пыта­ясь предот­вра­тить воз­мож­ные нега­тив­ные послед­ствия от ее дей­ствий или без­дей­ствия), или явля­лись ее про­тив­ни­ком. Кстати, ино­гда соче­та­ние опыта и заин­те­ре­со­ван­но­сти поз­во­ляют одному чело­веку или неболь­шой группе людей уви­деть вещи под таким углом, под кото­рым дру­гие этого еще не видят. Необя­за­тельно быть про­ро­ком, чтобы осо­знать надви­га­ю­щу­юся опас­ность для соци­аль­ного мира, и необя­за­тельно быть «реак­ци­о­не­ром» или «кон­сер­ва­то­ром», чтобы пытаться эту опас­ность предот­вра­тить. Но если социо­лог, стре­мясь удер­жаться при вла­сти или при­мкнуть к тем, кото­рые заин­те­ре­со­ваны в ее захвате, пере­стает инте­ре­со­ваться поис­ками зна­ния и созна­тельно под­стре­кает обще­ство верить в ту или иную (как пра­вило) попу­лист­скую кон­цеп­цию как в истину в послед­ней инстан­ции, то он отри­цает самого себя как социо­лога и уче­ного. В этом слу­чае он дол­жен нести всю ответ­ствен­ность наравне с поли­ти­че­скими силами, пар­ти­ями и дви­же­ни­ями, кото­рым он служит.

Несомненно, одним из необ­хо­ди­мых усло­вий раз­ви­тия социо­ло­ги­че­ской тео­рии явля­ется реше­ние задачи более тес­ной инте­гра­ции социо­ло­гии с дру­гими гума­ни­тар­ными (а в ряде слу­чаев и с есте­ствен­ными) нау­ками. Особо отме­тим необ­хо­ди­мость более глу­бо­кого вза­и­мо­дей­ствия и вза­и­мо­про­ник­но­ве­ния социо­ло­гии и эко­но­ми­че­ских дис­ци­плин, иссле­до­ва­ния эко­но­ми­че­ских инсти­ту­тов, про­цес­сов и кате­го­рий в их соци­аль­ном зна­че­нии и соци­аль­ном кон­тек­сте [26]. Кстати, такой под­ход пред­по­ла­гает также раз­об­ла­че­ние оши­боч­ного, но весьма рас­про­стра­нен­ного и куль­ти­ви­ру­е­мого вла­стью в обще­ствен­ном созна­нии пред­став­ле­ния, что суще­ствуют какие-то чисто эко­но­ми­че­ские про­блемы, изо­ли­ро­ван­ные от дру­гих жиз­ненно важ­ных для чело­века задач; что реше­ние соци­аль­ных вопро­сов воз­можно только вслед­ствие и после обес­пе­че­ния эко­но­ми­че­ского роста. Нужно также отка­заться от фети­ши­зи­ро­ван­ного рас­смот­ре­ния эко­но­мики исклю­чи­тельно в кон­тек­сте про­блем мате­ри­аль­ного про­из­вод­ства. Заметим, что эти пред­став­ле­ния, как и суще­ство­ва­ние доста­точно жест­ких раз­гра­ни­че­ний науч­ных инте­ре­сов социо­ло­гов и эко­но­ми­стов, а также пред­ста­ви­те­лей дру­гих соци­аль­ных дис­ци­плин, в опре­де­лен­ной сте­пени опре­де­ля­лись и опре­де­ля­ются субъ­ек­тив­ными фак­то­рами. В част­но­сти, их стрем­ле­нием достичь неко­то­рого ком­про­мисса и поде­лить сферы изу­че­ния обще­ства, защи­тить меже­вые знаки, раз­де­ля­ю­щие гра­ницы своей науч­ной ниши в форме моно­поль­ных кор­по­ра­тив­ных прав на пред­мет и ракурс исследования.

Харак­терно, что в послед­ние деся­ти­ле­тия в рам­ках запад­ной социо­ло­гии вновь воз­ник инте­рес к социо­ло­ги­че­скому иссле­до­ва­нию при­чин, целей и зна­че­ния уста­но­вив­шихся барье­ров между раз­лич­ными науч­ными дис­ци­пли­нами. Авторы ука­зан­ных иссле­до­ва­ний убе­ди­тельно дока­зы­вают, что те, кто высту­пают и обос­но­вы­вают необ­хо­ди­мость уста­нов­ле­ния, сохра­не­ния или уси­ле­ния ука­зан­ных барье­ров, как пра­вило, отста­и­вают вполне кон­крет­ные лич­ные или груп­по­вые инте­ресы, а их аргу­мен­та­ция имеет вполне кон­крет­ную идео­ло­ги­че­скую окраску. Вместе с тем ука­зан­ные иссле­до­ва­ния рас­кры­вают также про­цесс появ­ле­ния новых науч­ных дис­ци­плин и направ­ле­ний иссле­до­ва­ний, полу­ча­ю­щих, как пра­вило, допол­ни­тель­ное финан­си­ро­ва­ния от лица госу­дар­ства или иных заин­те­ре­со­ван­ных структур [27].

Как пока­зала исто­рия раз­ви­тия запад­ной ака­де­ми­че­ской социо­ло­гии, ее «ого­ра­жи­ва­ние» при­вело к тому, что социо­ло­гия, сосре­до­то­чив­шись на вне­эко­но­ми­че­ских источ­ни­ках соци­аль­ного мира, при­ни­мала эко­но­ми­че­ские кате­го­рии и инсти­туты как дан­ное и на прак­тике ока­за­лась в роли «оста­точ­ной науки», огра­ни­чив­шись теми аспек­тами соци­аль­ной жизни, кото­рые дру­гие науч­ные дис­ци­плины часто игно­ри­ро­вали. После­ду­ю­щая кор­рек­ти­ровка дан­ного поло­же­ния заклю­ча­лась в том, что запад­ная ака­де­ми­че­ская социо­ло­гия, став авто­ном­ной науч­ной дис­ци­пли­ной, обла­да­ю­щей осо­быми ана­ли­ти­че­скими сред­ствами, пере­стала пред­став­лять собой еди­ное целое, пре­вра­тив­шись в сово­куп­ность в ряде слу­чаев отно­си­тельно дез­ин­те­гри­ро­ван­ных, про­ти­во­ре­чи­вых и спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных соци­аль­ных наук [28]. В резуль­тате, как спра­вед­ливо заме­тил в свое время аме­ри­кан­ский тео­ре­тик социо­ло­гии А. Гоулднер (Alvin Ward Gouldner), запад­ной ака­де­ми­че­ской социо­ло­гии стала при­суща стран­ная тен­ден­ция к амне­зии. Включая в себя довольно раз­но­род­ные по своим онто­ло­ги­че­ским, тео­ре­ти­че­ским и мето­до­ло­ги­че­ским ори­ен­та­циям школы, социо­ло­гия начала пред­став­лять собой науку, посто­янно начи­на­ю­щую все сна­чала. Счита­ется, что это также яви­лось одной из при­чин начав­ше­гося кри­зиса соци­аль­ных наук, кото­рый в насто­я­щее время наблю­да­ется не только в социо­ло­гии, но и в обла­сти эко­но­мики, а также в дру­гих гума­ни­тар­ных дисциплинах.

В этом выводе, конечно, есть своя доля правды. Но не мень­шая доля правды име­ется и в про­ти­во­по­лож­ном взгляде на ука­зан­ную про­блему. Ряд социо­ло­гов вполне обос­но­ванно пола­гают, что отсут­ствие в социо­ло­гии «доми­ни­ру­ю­щего тео­ре­ти­че­ского под­хода» не явля­ется при­зна­ком ее сла­бо­сти или кри­зиса, поскольку «столк­но­ве­ние сопер­ни­ча­ю­щих тео­ре­ти­че­ских под­хо­дов и тео­рий явля­ется выра­же­нием жиз­не­спо­соб­но­сти социо­ло­гии и спа­сает ее от дог­ма­тизма». Более того, под­чер­ки­ва­ется необ­хо­ди­мость посто­ян­ной «реви­зии» социо­ло­гии, как и любой дру­гой науки, для того, чтобы избе­жать рас­про­стра­не­ния сво­его рода интел­лек­ту­аль­ного тер­ро­ризма, лжи и пред­взя­то­сти, пре­вра­ще­ния социо­ло­гии в форму идео­ло­ги­че­ской пропаганды [29].

Широкое рас­про­стра­не­ние раз­лич­ных пост­мо­дер­нист­ских направ­ле­ний [30], отри­ца­ю­щих саму воз­мож­ность и необ­хо­ди­мость общей соци­аль­ной тео­рии, конечно, можно счи­тать одним из про­яв­ле­ний кри­зиса, но не социо­ло­гии в целом, а усто­яв­шихся сте­рео­ти­пов социо­ло­ги­че­ского мыш­ле­ния. Для появ­ле­ния и рас­про­стра­не­ния пост­мо­дер­нист­ских тече­ний суще­ство­вали и суще­ствуют вполне объ­ек­тив­ные пред­по­сылки: непри­я­тие идео­ло­ги­че­ской состав­ля­ю­щей преж­них соци­аль­ных тео­рий, про­цесс «подав­ле­ния» социо­ло­гии поли­ти­че­скими тех­но­ло­ги­ями, необ­хо­ди­мость более вни­ма­тель­ного эмпи­ри­че­ского ана­лиза и изу­че­ния отдель­ных новых явле­ний в раз­лич­ных сфе­рах соци­аль­ной жизни, изме­не­ний в состо­я­нии соци­ума в усло­виях нарас­та­ния гло­ба­ли­за­ци­он­ных про­цес­сов и про­блем. Вместе с тем, нельзя согла­ситься со мно­гими, по сути, идео­ло­ги­че­скими уста­нов­ками самих пост­мо­дер­ни­стов о том, что раз­ра­ботка и обсуж­де­ние новых пара­дигм соци­аль­ной тео­рии, якобы, явля­ется бес­по­лез­ном запу­ты­ва­нием дела, под­ме­ной прак­ти­че­ских шагов по реше­нию поли­ти­че­ских и эко­но­ми­че­ских про­блем пустыми раз­го­во­рами, фор­мой эска­пизма. Те, кто пола­гают, что можно пре­не­бречь зада­чей раз­ра­ботки новой общей социо­ло­ги­че­ской тео­рии глу­боко оши­ба­ются. На прак­тике это про­яв­ля­ется в том, что, пред­ла­гая реше­ния отдель­ных соци­аль­ных про­блем, вклю­чая пути рефор­ми­ро­ва­ния инсти­ту­тов граж­дан­ского обще­ства, мно­гие новые «тео­ре­тики» и поли­тики на самом деле часто дей­ствуют на базе преж­них идео­ло­ги­че­ских уста­но­вок, окра­шен­ных в вуль­гарно либе­раль­ные, соци­ально-дар­ви­нист­ские или марк­сист­ские полутона.

Между тем, потреб­ность обще­ства в адек­ват­ной социо­ло­ги­че­ской тео­рии, в полу­че­нии как можно более объ­ек­тив­ных социо­ло­ги­че­ских зна­ний и социо­ло­ги­че­ской кар­тины в насто­я­щее время уве­ли­чи­ва­ется. В зна­чи­тель­ной сте­пени это опре­де­ля­ется тем, что в совре­мен­ном соци­ально-мобиль­ном обще­стве для все боль­шего числа людей воз­рас­тает необ­хо­ди­мость все чаще дей­ство­вать на свой страх и риск, т.е. ответ­ственно и раци­о­нально, а не про­сто пови­ну­ясь усто­яв­шимся или жестко сфор­му­ли­ро­ван­ным обще­ствен­ным нор­мам пове­де­ния. Такая необ­хо­ди­мость, кстати, явля­ется во мно­гом вполне зако­но­мер­ным явле­нием, поскольку только в этом слу­чае потен­ци­аль­ные воз­мож­но­сти и спо­соб­но­сти инди­вида могут быть реа­ли­зо­ваны наи­бо­лее полно. В свою оче­редь, даль­ней­шее рас­кры­тия этих спо­соб­но­стей и воз­мож­но­стей ока­зы­вает поло­жи­тель­ное воз­дей­ствие и состав­ляет, фак­ти­че­ски, суть соци­ально-эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия обще­ства в целом. Вместе с тем, каж­дое соци­аль­ное явле­ние неиз­бежно имеет, по мень­шей мере, две сто­роны. При этом усло­вия для рас­кры­тия спо­соб­но­стей и воз­мож­но­стей инди­ви­ду­ума нахо­дятся в непо­сред­ствен­ной зави­си­мо­сти от нали­чия в обще­стве адек­ватно орга­ни­зо­ван­ных и эффек­тивно функ­ци­о­ни­ру­ю­щих кре­дит­ных отно­ше­ний, без кото­рых невоз­можно ника­кое соци­ально-эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие. Кроме того, тре­бу­ется про­ве­де­ние ответ­ствен­ной соци­аль­ной поли­тики госу­дар­ства и фор­ми­ро­ва­ние эффек­тив­ной системы соци­аль­ного стра­хо­ва­ния, кото­рую можно рас­смат­ри­вать в каче­стве одной из форм кре­дит­ных отно­ше­ний в обществе.

Если с уче­том ска­зан­ного обра­титься к рос­сий­скому обще­ству, то скла­ды­ва­ю­ща­яся соци­ально-эко­но­ми­че­ская и соци­ально-поли­ти­че­ская ситу­а­ция вызы­вает серьез­ные опа­се­ния. Наблю­да­ется, с одной сто­роны, явная вуль­га­ри­за­ция либе­раль­ных идей и прин­ци­пов, кото­рые исполь­зу­ются госу­дар­ствен­ной вла­стью в каче­стве оправ­да­ния сни­же­ния своей ответ­ствен­но­сти, а точ­нее — без­от­вет­ствен­но­сти и фак­ти­че­ского отказа от выпол­не­ния соци­ально-зна­чи­мых функ­ций. С дру­гой сто­роны, пол­но­стью игно­ри­руя либе­раль­ные цен­но­сти, пред­ста­ви­тели вла­сти вновь сосре­до­то­чили под своим непо­сред­ствен­ным кон­тро­лем бан­ков­скую систему и наи­бо­лее при­быль­ные объ­екты биз­неса, раз­ви­вая наи­бо­лее непри­гляд­ные формы моно­по­лизма и подав­ле­ния част­ной ини­ци­а­тивы. При этом период дли­тель­ного насаж­де­ния марк­сист­ской фило­со­фии и социо­ло­гии, их идео­ло­ги­че­ское дав­ле­ние, повсе­местно огра­ни­чи­вав­шее сво­боду само­ре­а­ли­за­ции лич­но­сти [31], сме­ни­лось навя­зы­ва­нием мно­го­чис­лен­ных социо­ло­ги­че­ских опро­сов и рей­тин­гов в каче­стве состав­ных инстру­мен­тов полит­тех­но­ло­гии и мани­пу­ля­ции обще­ствен­ным мне­нием. В усло­виях, когда про­ти­во­по­лож­ная марк­сизму социо­ло­ги­че­ская наука не успела пустить в соци­аль­ном созна­нии доста­точно серьез­ные корни, все это ока­зы­вает отри­ца­тель­ное воз­дей­ствие на отно­ше­ние зна­чи­тель­ной части граж­дан к соци­аль­ной тео­рии и соци­аль­ным про­бле­мам. Более того, созда­ются пред­по­сылки для «ожив­ле­ния» марк­сизма в виде оче­ред­ной формы соци­аль­ной рели­гии тота­ли­тар­ного свой­ства. Сложи­лась ситу­а­ция, при кото­рой сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции и пред­ста­ви­тели раз­лич­ных соци­аль­ных групп, дале­кие от зна­ния основ и исто­рии социо­ло­гии, счи­тает для себя воз­мож­ным выдви­гать раз­лич­ные про­екты пре­об­ра­зо­ва­ния и управ­ле­ния рос­сий­ским обще­ством, про­па­ган­ди­руя их в виде оче­ред­ных «вол­шеб­ных пало­чек», спо­соб­ных без труда при­ве­сти к все­об­щему бла­го­ден­ствию. Одновре­менно зна­чи­тель­ная часть рос­сий­ского обще­ства про­дол­жает наивно верить во все­си­лие госу­дар­ства, в саму воз­мож­ность того, что с при­хо­дом «хоро­шей» госу­дар­ствен­ной вла­сти насту­пит все­об­щее сча­стье, будет создано все, что соот­вет­ствует их иде­алу и пред­став­ле­ниям о спра­вед­ли­вой жизни [32]. Вместе с тем наблю­да­ется недо­ве­рие и пре­не­бре­же­ние к соци­аль­ной тео­рии и мне­нию пред­ста­ви­те­лей соци­аль­ной науки, при­чем не только у ради­кально настро­ен­ных соци­аль­ных слоев рос­сий­ского обще­ства, но и у пред­ста­ви­те­лей госу­дар­ства. В сово­куп­но­сти все эти явле­ния харак­те­ри­зуют отсут­ствие у широ­ких масс эле­мен­тар­ной гума­ни­тар­ной обра­зо­ван­но­сти и соци­аль­ного вооб­ра­же­ния, иска­жен­ное пред­став­ле­ние о соци­аль­ных, эко­но­ми­че­ских и поли­ти­че­ских про­цес­сах, что, как пока­зы­вает ретро­спек­тив­ный ана­лиз, поз­во­ляет узкой соци­аль­ной про­слойке, добив­шейся власт­ных пол­но­мо­чий, в тече­ние дли­тель­ного вре­мени мани­пу­ли­ро­вать соци­у­мом в ущерб соци­ально-эко­но­ми­че­скому раз­ви­тию страны.

В этих усло­виях нема­ло­важ­ное зна­че­ние имеет осо­зна­ние того, что такие рас­плыв­ча­тые идео­ло­ги­че­ские поня­тия как «соци­аль­ные цели», «обще­ствен­ные задачи», «опре­де­ля­ю­щие направ­ле­ния обще­ствен­ного стро­и­тель­ства», «обще­ствен­ное благо», «все­об­щее бла­го­со­сто­я­ние» и т. п., не содер­жат ни необ­хо­ди­мого, ни доста­точ­ного обо­зна­че­ния кон­крет­ных направ­ле­ний соци­аль­ной поли­тики [33], а также усло­вий эффек­тив­ного и раци­о­наль­ного вза­и­мо­дей­ствия раз­лич­ных чле­нов общества.

Ни бла­го­со­сто­я­ние, ни сча­стье мил­ли­о­нов людей не могут опре­де­ляться по еди­ной шкале — «больше-меньше». Счастье и бла­го­по­лу­чие даже одного чело­века, не говоря уже о бла­го­ден­ствии народа, зави­сит от мно­же­ства фак­то­ров, кото­рые сла­га­ются в бес­чис­лен­ное коли­че­ство ком­би­на­ций. Если оста­ваться на науч­ной, а не на поли­ти­че­ски моти­ви­ро­ван­ной пози­ции идео­ло­ги­че­ского мошен­ни­че­ства, эти поня­тия нельзя адек­ватно оха­рак­те­ри­зо­вать и пред­ста­вить как еди­ную цель. Можно лишь с той или иной сте­пе­нью досто­вер­но­сти гово­рить только об иерар­хии целей, общей шкале цен­но­стей, в рам­ках кото­рой каж­дый отдель­ный чело­век может опре­де­литься с име­ю­щи­мися у него потреб­но­стями и воз­мож­но­стями. Существует, конечно, сов­па­де­ния в потреб­но­стях и нуж­дах отдель­ных инди­ви­ду­у­мов, кото­рые по вполне объ­ек­тив­ным при­чи­нам застав­ляют их объ­еди­нять свои уси­лия и воз­мож­но­сти для дости­же­ния, фор­мально, одной цели. Однако при этом часто ока­зы­ва­ется, что эта общая цель не явля­ется соб­ственно целью дея­тель­но­сти того или иного инди­вида, а пред­став­ляет сред­ство, кото­рое раз­лич­ными чле­нами обще­ства или соци­аль­ными груп­пами исполь­зу­ется для дости­же­ния раз­ных целей. Не слу­чайно мы посто­янно стал­ки­ва­емся с ситу­а­цией, когда в обще­стве (и не только в нашей стране) рас­тет недо­воль­ство пред­ста­ви­тель­ными орга­нами вла­сти, убеж­ден­ность в их неспо­соб­но­сти или неже­ла­нии выпол­нять общую волю изби­ра­те­лей. В свою оче­редь, это с неиз­беж­но­стью вызы­вает недо­воль­ство любыми демо­кра­ти­че­скими инсти­ту­тами. К пар­ла­мен­там начи­нают отно­ситься как к без­де­я­тель­ной «гово­рильне», счи­тая, что они не могут в силу или неспо­соб­но­сти, или неком­пе­тент­но­сти испол­нять пря­мую функ­цию, для кото­рой были избраны. Этот факт обя­за­тельно исполь­зу­ется заин­те­ре­со­ван­ными в обес­пе­че­нии моно­поль­ной вла­сти поли­ти­че­скими силами для рас­про­стра­не­ния в народе, напри­мер, сле­ду­ю­щих убеж­де­ний: для созда­ния эффек­тив­ной системы вла­сти необ­хо­димо ее отдать в руки «твер­дых хозяй­ствен­ни­ков», про­фес­си­о­наль­ных экс­пер­тов и чинов­ни­ков, раз­вя­зать руки испол­ни­тель­ной вла­сти и устра­нить бремя демо­кра­ти­че­ских про­це­дур. С дру­гой сто­роны, про­ис­хо­дит про­цесс фети­ши­за­ции поня­тия «демо­кра­тия», пре­да­ю­щий забве­нию мно­го­кратно повто­ряв­шийся опыт исто­рии, кото­рый сви­де­тель­ствует, что сама по себе демо­кра­тия не явля­ется пана­цеей. Еще в древ­ней Греции и Риме демо­кра­ти­че­ские лозунги и про­це­дуры активно исполь­зо­ва­лись для при­ве­де­ния к вла­сти тира­нов, уста­нов­ле­ния дик­та­тор­ских авто­ри­тар­ных режи­мов. Заметим, что и Гитлер при­шел к вла­сти в Герма­нии демо­кра­ти­че­ским путем. Кстати, у Аристо­теля поня­тие «демо­кра­тия» как система госу­дар­ствен­ного устрой­ства в ее вырож­да­ю­щемся виде при­рав­нено к исполь­зу­е­мому им тер­мину «охло­кра­тия», озна­ча­ю­щему «гос­под­ство толпы», неиз­беж­ным резуль­та­том кото­рой явля­ется дес­по­тизм [34]. Действи­тельно, нельзя не при­знать, что прав­ле­ние (как пра­вило, недол­гое) одно­род­ного, дог­ма­ти­че­ского боль­шин­ства может сде­лать демо­кра­тию невы­но­си­мее авто­ри­та­ризма и дес­по­тизма [35], не говоря уже о воз­мож­но­сти вре­мен­ной пере­ори­ен­та­ции дви­же­ния обще­ства к тота­ли­та­ризму (воз­можно, через фазу глу­бо­кого соци­аль­ного рас­пада, вызы­ва­е­мого рево­лю­ци­ями и сму­тами) со всеми нега­тив­ными соци­ально-эко­но­ми­че­скими послед­стви­ями. Поэтому про­блемы и пре­иму­ще­ства демо­кра­тии необ­хо­димо рас­смат­ри­вать в кон­тек­сте воз­мож­но­сти обес­пе­че­ния необ­хо­ди­мого уровня ответ­ствен­но­сти и раз­де­ле­ния вла­стей, соот­вет­ствия их прав и обя­зан­но­стей, а также раз­ви­тия и укреп­ле­ния инсти­ту­тов граж­дан­ского общества.

Этот факт, а также общие про­блемы социо­ло­гии, доста­точно рельефно про­явив­ши­еся на рубеже двух послед­них тыся­че­ле­тий в сфере позна­ния обще­ства, обу­слов­ли­вают важ­ность попы­ток реа­ли­зо­вать тео­ре­ти­че­ский под­ход к постро­е­нию социо­ло­гии нового типа, кото­рая должна учи­ты­вать свое­об­ра­зие сто­ха­сти­че­ских зако­нов и амби­ва­лент­ность соци­ально-гума­ни­тар­ного позна­ния. При этом тре­бует уточ­не­ния и тео­ре­ти­че­ского пере­осмыс­ле­ния вза­и­мо­дей­ствие струк­туры соци­аль­ной ста­тики и меха­низ­мов соци­аль­ной дина­мики. Необхо­димо опре­де­литься и с тем, почему в рам­ках совре­мен­ного обще­ства обост­ря­ется ситу­а­ция неопре­де­лен­но­сти в отно­ше­ниях между людьми и свя­зан­ного с этим риска глу­бо­кого соци­аль­ного распада.

Существо­ва­ние любого раз­ви­того обще­ства пред­по­ла­гает нали­чие высо­кого уровня раз­де­ле­ния труда между его чле­нами, а, сле­до­ва­тельно, и риска, свя­зан­ного, с одной сто­роны, с испол­не­нием (вер­нее — неис­пол­не­нием) каж­дым чле­ном обще­ства или соци­аль­ной груп­пой своих обя­за­тельств перед дру­гими чле­нами обще­ства. С дру­гой сто­роны, обще­ство в целом в каче­стве необ­хо­ди­мого усло­вия сво­его суще­ство­ва­ния в дол­го­сроч­ном плане несет ответ­ствен­ность за тех лиц, кото­рые еще или уже (вре­менно или окон­ча­тельно) не могут при­ни­мать уча­стие в созда­нии и про­из­вод­стве това­ров и услуг, т.е. вно­сить своей вклад в раз­ви­тие обще­ства. Иными сло­вами, у обще­ства все­гда суще­ство­вала и будет суще­ство­вать потреб­ность в созда­нии опре­де­лен­ного стра­хо­вого резерва. Но в совре­мен­ных усло­виях его фор­ми­ро­ва­ние должно про­ис­хо­дить с уче­том локаль­ных, отрас­ле­вых, тех­но­ген­ных, гео­гра­фи­че­ских, стра­но­вых и гло­баль­ных рис­ков. Естественно, ука­зан­ные риски воз­ни­кают не только в резуль­тате раци­о­наль­ной дея­тель­но­сти чело­века, обу­слов­лен­ной про­цес­сом даль­ней­шего раз­де­ле­ния труда (в том числе в гло­баль­ном мас­штабе), но и опре­де­ля­ются неза­ви­си­мыми от воли людей факторами.

Давно под­ме­чено, что люди живут и функ­ци­о­ни­руют в мире, усло­вия суще­ство­ва­ния в кото­ром в зна­чи­тель­ной сте­пени опре­де­ля­ются дру­гими людьми и их дей­стви­ями. Причем эти дру­гие люди, точно так же, как мы сами, стоят перед дилем­мой выбора. С одной сто­роны, на их образ мыш­ле­ния и выбор дей­ствий ока­зы­вает вли­я­ние опыт и идео­ло­гия «пред­ше­ствен­ни­ков», кото­рые учи­ты­ва­ются при их само­сто­я­тель­ной оценке соб­ствен­ного бла­го­по­лу­чия и устой­чи­во­сти сво­его поло­же­ния. С дру­гой сто­роны, они сво­бодны в опре­де­лен­ных пре­де­лах и явля­ются субъ­ек­тами, спо­соб­ными выра­бо­тать новые направ­ле­ния раз­ви­тия мысли, в той или иной сте­пени изме­нять сло­жив­ше­еся поло­же­ние вещей. При этом далеко не все­гда можно зара­нее доста­точно точно и логи­че­ски опре­де­ленно знать, когда и какие они при­мут реше­ния и какие выбе­рут дей­ствия. Всегда суще­ствует риск, что они пред­при­мут дей­ствия, кото­рые будут или пока­жутся невы­год­ными для нас, при­не­сут нам вред. Как заме­тил по этому поводу П. Штомпка, подоб­ный риск «воз­рас­тает по мере того, как уве­ли­чи­ва­ется число наших потен­ци­аль­ных парт­не­ров, по мере того, как они ста­но­вятся все более раз­но­об­раз­ными, сло­вом, когда наша соци­аль­ная среда рас­ши­ря­ется, услож­ня­ется, ста­но­вится все менее про­зрач­ной и все менее нами контролируемой»[36].

Однако страх к любым пере­ме­нам, будучи пита­тель­ной основ­ной кон­сер­ва­тизма, сам по себе явля­ется одним из про­яв­ле­ний риска соци­аль­ного рас­пада, про­яв­ля­ю­ще­гося в раз­лич­ных сфе­рах и сто­ро­нах чело­ве­че­ского обще­жи­тия [37]. Довольно трудно бывает осо­знать, что, с одной сто­роны, при­вер­жен­ность к кон­сер­ва­тизму, как и к рево­лю­ци­он­ным пере­ме­нам, чре­вато нега­тив­ными послед­стви­ями для раз­ви­тия обще­ства и кон­крет­ных инди­ви­дов, а с дру­гой — что любой риск несет в себе не только отри­ца­тель­ный, но и поло­жи­тель­ный заряд. Всегда суще­ствует высо­кая доля веро­ят­но­сти поло­жи­тель­ных пере­мен, устра­не­ние нега­тив­ных и часто раз­ру­ши­тель­ных для раз­ви­тия чело­ве­че­ской лич­но­сти застой­ных явлений.

Особая форма риска соци­аль­ного рас­пада воз­ни­кает в резуль­тате и в про­цессе вза­и­мо­дей­ствия госу­дар­ствен­ной вла­сти и граж­дан­ского обще­ства, а также в рам­ках системы раз­де­ле­ния вла­стей, вклю­чая риски, свя­зан­ные с функ­ци­о­ни­ро­ва­нием судеб­ной и пени­тен­ци­ар­ной системы. В этой связи исклю­чи­тельно важ­ной зада­чей для социо­лога явля­ется пони­ма­ние и выяв­ле­ние тех меха­низ­мов и усло­вий, при кото­рых совре­мен­ное обще­ство может обес­пе­чить необ­хо­ди­мый уро­вень стра­ховки для сво­его суще­ство­ва­ния и раз­ви­тия, несколько ниве­ли­ро­вав веро­ят­ные отри­ца­тель­ные послед­ствия ука­зан­ных рис­ков, сгла­жи­вая воз­мож­ное обостре­ние соци­аль­ных кон­флик­тов. Все это пред­по­ла­гает необ­хо­ди­мость фор­ми­ро­ва­ния обще­ством такой стра­хо­вой кон­струк­ции, кото­рая не допус­кала бы чрез­мер­ной кон­цен­тра­ции вла­сти в руках отдель­ной соци­аль­ной группы, созда­вала усло­вия не только для ее рас­сре­до­то­че­ния или децен­тра­ли­за­ции, но глав­ное — для повы­ше­ния уровня ее ответ­ствен­но­сти. В част­но­сти, жела­тельно было бы рас­смот­реть воз­мож­ность уста­нов­ле­ния обя­за­тель­ного отчис­ле­ния госу­дар­ствен­ными чинов­ни­ками раз­лич­ного ранга стра­хо­вых взно­сов для фор­ми­ро­ва­ния стра­хо­вого фонда, зада­чей кото­рого было бы воз­ме­ще­ние ущерба граж­да­нам, нане­сен­ного дей­ствием (без­дей­ствием) пред­ста­ви­те­лей орга­нов госу­дар­ствен­ной вла­сти. Распро­стра­нен­ная сего­дня прак­тика воз­ме­ще­ния такого ущерба исклю­чи­тельно за счет госу­дар­ствен­ного и мест­ных бюд­же­тов, т.е. за счет всех нало­го­пла­тель­щи­ков, вряд ли можно опре­де­лить и как соци­ально спра­вед­ли­вую и как спо­соб­ству­ю­щую повы­ше­нию соци­аль­ной ответ­ствен­но­сти власти.

При этом нужно четко осо­зна­вать, что в любом слу­чае за все, в том числе и за необ­хо­ди­мую стра­ховку, или гаран­тию при­дется чем-то запла­тить. Хотя сам тер­мин «застра­хо­ваться», по суще­ству, озна­чает рас­пре­де­ле­ние рис­ков и затрат, а, соот­вет­ственно, и выгод между всеми чле­нами обще­ства, про­блема в том, что найти опти­маль­ный вари­ант такого рас­пре­де­ле­ния трудно даже чисто тео­ре­ти­че­ски. Поэтому задача адек­ватно пони­ма­е­мой соци­аль­ной поли­тики заклю­ча­ется в созда­нии меха­низма мини­ми­за­ции нега­тив­ных послед­ствий от любых форм обес­пе­че­ния соци­аль­ного стра­хо­ва­ния (пони­ма­е­мого в широ­ком смысле слова). Основ­ным кри­те­рием выра­ботки такого меха­низма, в кон­че­ном счете, будут являться темпы соци­ально-эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия обще­ства и рас­кры­тие все новых сто­рон и воз­мож­но­стей само­ре­а­ли­за­ции отдель­ной лич­но­сти, сохра­не­ние такого уровня сво­боды инди­вида, кото­рый бы все­гда остав­лял шанс для появ­ле­ния направ­ле­ний раз­ви­тия, кото­рые про­сто невоз­можно зара­нее предугадать.

Одно из воз­мож­ных усло­вий эффек­тив­ного «соци­аль­ного стра­хо­ва­ния» заклю­ча­ется в том, чтобы риски, свя­зан­ные со стра­хо­ва­нием каж­дого отдель­ного члена обще­ства, как и ответ­ствен­ность по их купи­ро­ва­нию рас­пре­де­ля­лись бы между чле­нами обще­ства рав­но­мерно, чтобы предот­вра­тить ситу­а­цию, при кото­рой пло­дами стра­хо­ва­ния поль­зо­ва­лись бы одни члены обще­ства, а ответ­ствен­ность несли другие.

В любой стра­хо­вой кон­струк­ции обще­ствен­ного раз­ви­тия должны при­сут­ство­вать эле­менты доб­ро­воль­ного и при­ну­ди­тель­ного при­ня­тия чле­нами обще­ства ответ­ствен­но­сти за риск. Прину­ди­тель­ный эле­мент стра­хо­ва­ния обес­пе­чи­ва­ется госу­дар­ствен­ной вла­стью. Однако необ­хо­димо четко осо­зна­вать, что дан­ное при­нуж­де­ние может быть как обос­но­ван­ным, так и нет. Сам факт необ­хо­ди­мо­сти при­ну­ди­тель­ного эле­мента стра­хо­ва­ния не озна­чает нали­чие обос­но­ван­ного права со сто­роны госу­дар­ствен­ной вла­сти в про­из­воль­ном порядке тре­бо­вать от чле­нов обще­ства вне­се­ния стра­хо­вых взно­сов (в том числе и в виде нало­гов). Необхо­ди­мость при­ну­ди­тель­ного стра­хо­ва­ния нельзя также сво­дить к нали­чию нера­ци­о­наль­ного пове­де­ния со сто­роны инди­ви­дов, кото­рые пыта­ются дей­ство­вать на «авось», рас­счи­ты­вая на то, что с ними тот или иной стра­хо­вой слу­чай не про­изой­дет, а, сле­до­ва­тельно, сами не в состо­я­нии поза­бо­титься о себе в труд­ной ситу­а­ции. Наобо­рот, было бы нера­ци­о­нально и вредно для обще­ства в целом, если бы каж­дый инди­ви­дуум созда­вал для себя необ­хо­ди­мый уро­вень стра­хо­вой защиты (в виде соот­вет­ству­ю­щих мате­ри­аль­ных и денеж­ных запа­сов), огра­ни­чи­вая воз­мож­но­сти исполь­зо­ва­ния име­ю­щихся в обще­стве ресур­сов. Поэтому и пове­де­ние инди­ви­дов, стре­мя­щихся све­сти свои стра­хо­вые взносы к мини­муму, сле­дует при­знать вполне есте­ствен­ным; и госу­дар­ство не должно тре­бо­вать от чле­нов обще­ства вне­се­ния обя­за­тель­ных стра­хо­вых взно­сов (вклю­чая налоги), в объ­е­мах, кото­рые тор­мо­зят соци­ально-эко­но­ми­че­ское развитие.

Не сле­дует сме­ши­вать два рода соци­аль­ной защи­щен­но­сти: огра­ни­чен­ную и абсо­лют­ную. Первая дости­жима для всех, а сле­до­ва­тельно, должна рас­смат­ри­ваться не в каче­стве при­ви­ле­гии, а закон­ного права каж­дого члена обще­ства. Абсолют­ная защи­щен­ность, кото­рая не может быть предо­став­лена всем, а, сле­до­ва­тельно, высту­пает только в каче­стве при­ви­ле­гии, допу­стима в сво­бод­ном кон­курс­ном обще­стве лишь в неко­то­рых исклю­чи­тель­ных слу­чаях для отдель­ных кате­го­рий лиц (напри­мер, для обес­пе­че­ния неза­ви­си­мо­сти судей). Говоря о необ­хо­ди­мом уровне соци­аль­ного стра­хо­ва­ния, речь, конечно, прежде всего идет о гаран­ти­ро­ван­ном мини­муме для всех, о защи­щен­но­сти, опре­де­ля­е­мой неким стан­дар­том уровня жизни, о помощи чле­нам обще­ства, став­шим жерт­вами непред­ви­ден­ных собы­тий, сти­хий­ных бед­ствий и дру­гих несча­стий, кото­рых чело­век не в силах ни преду­смот­реть, ни избе­жать. Вместе с тем для совре­мен­ного обще­ства в усло­виях уси­ле­ния про­цес­сов гло­ба­ли­за­ции в выс­шей сте­пени серьез­ной про­бле­мой, отсут­ствие реше­ния кото­рой чре­вато крайне нега­тив­ными послед­стви­ями, явля­ется обес­пе­че­ние стра­хо­ва­ния на слу­чай глу­бо­ких струк­тур­ных изме­не­ний и спа­дов эко­но­ми­че­ской актив­но­сти. Такие изме­не­ния неиз­бежно сопро­вож­да­ются ростом мас­со­вой без­ра­бо­тицы и обостре­нием соци­аль­ной напря­жен­но­сти. Это тре­бует фор­ми­ро­ва­ние стра­хо­вого меха­низма, поз­во­ля­ю­щего не только сгла­жи­вать нега­тив­ные послед­ствия, свя­зан­ные с пора­же­нием тех или иных участ­ни­ков в кон­ку­рент­ной борьбе, но и пре­пят­ство­вать фор­ми­ро­ва­нию моно­по­лий, под­дер­жи­вать рыноч­ные кон­ку­рент­ные прин­ципы хозяйствования.

От того, насколько чле­нам обще­ства уда­ется создать и акти­ви­зи­ро­вать весь стра­хо­воч­ный пояс обще­ства, т.е. застра­хо­вать его акто­ров при выпол­не­нии ими жиз­ненно зна­чи­мых дей­ствий, и тем самым — мини­ми­зи­ро­вать соци­аль­ные риски, зави­сят усло­вия обес­пе­че­ния соци­аль­ной ста­биль­но­сти и раз­ви­тия обще­ства. Поэтому важ­ней­шее направ­ле­ние тео­ре­ти­за­ции соци­аль­ного зна­ния свя­зано с про­ник­но­ве­нием в суть про­цес­сов, веду­щих к воз­ник­но­ве­нию и рас­пре­де­ле­нию опас­но­стей, кото­рые в той или иной сте­пени посто­янно окру­жают любое обще­ство. Общество соци­аль­ной защи­щен­но­сти — это и есть обще­ство рас­пре­де­лен­ного, т.е. мини­маль­ного риска для всех его чле­нов, или обще­ство мини­маль­ного риска соци­аль­ного рас­пада, кото­рый в своих край­них про­яв­ле­ниях может отбро­сить даже высо­ко­куль­тур­ное обще­ство в пучину вар­вар­ства и дико­сти. Ярким сви­де­тель­ством подоб­ных транс­фор­ма­ций обще­ства и соци­аль­ной жизни, харак­те­ри­зу­ю­щих соци­аль­ный рас­пад, явля­лись и явля­ются граж­дан­ские войны.

Предло­жен­ное опре­де­ле­ние обще­ства соци­аль­ной защи­щен­но­сти можно исполь­зо­вать в каче­стве исход­ной основы фор­ми­ро­ва­ния соци­ально-сто­ха­сти­че­ской тео­рии, направ­лен­ной на созда­ние систем­ного пред­став­ле­ния о зако­но­мер­но­стях и суще­ствен­ных свя­зях, рав­но­воз­мож­ных и рав­но­ве­ро­ят­ных собы­тиях в соци­аль­ной реаль­но­сти, а также как тео­ре­ти­че­ский инстру­мент для ана­лиза ситу­а­ций неопре­де­лен­но­сти в обще­ствен­ной жизни и пред­ска­за­ния буду­щих событий.

Особое зна­че­ние в этом кон­тек­сте при­об­ре­тает стра­хо­ва­ние совре­мен­ных денеж­ных инстру­мен­тов, высту­па­ю­щих в виде денеж­ных обя­за­тельств ком­мер­че­ских бан­ков, кото­рые на дан­ном этапе явля­ются основ­ной фор­мой денег. Речь идет не про­сто о стра­хо­ва­нии депо­зи­тов граж­дан в ком­мер­че­ских бан­ках, а о стра­хо­ва­нии, кото­рое обес­пе­чи­вает саму воз­мож­ность суще­ство­ва­ния и выпол­не­ния совре­мен­ной фор­мой кре­дит­ных денег всех денеж­ных функ­ций (вклю­чая функ­цию сред­ства сбе­ре­же­ния). Эта форма стра­хо­ва­ния пред­по­ла­гает обес­пе­че­ние ста­биль­но­сти функ­ци­о­ни­ро­ва­ния раз­ви­той двух­уров­не­вой бан­ков­ской системы при недо­пу­ще­нии ее моно­по­ли­за­ции, а также любой формы зави­си­мо­сти от испол­ни­тель­ной вла­сти, сохра­не­нии ее кон­курс­но­сти, меж­бан­ков­ской кон­ку­рен­ции. Суть этой формы стра­хо­ва­ния заклю­ча­ется в том, что в слу­чае банк­рот­ства банка потери несли только его соб­ствен­ники, инве­сторы и лица, рас­смат­ри­ва­ю­щие свои вло­же­ния в банк как источ­ник полу­че­ния допол­ни­тель­ного дохода; но обя­за­тель­ства банка перед кли­ен­тами и вклад­чи­ками в том объ­еме, в кото­ром они выпол­няют для них денеж­ные функ­ции (сред­ства рас­че­тов, сред­ства пла­тежа и сред­ства сбе­ре­же­ний) не должны уни­что­жаться даже при лик­ви­да­ции самого банка.

В этой связи мы хотим обра­тить вни­ма­ние на то, что социо­логи прак­ти­че­ски все­гда упус­кали из виду опи­са­ние обще­ства, его осо­бен­но­стей и уровня раз­ви­тия, осно­ван­ное на иссле­до­ва­нии гос­под­ству­ю­щей формы денег, усло­вий, при кото­рой та или иная форма денег выпол­няла денеж­ные функ­ции. И сей­час мно­гие счи­тают, что эти вопросы отно­сятся исклю­чи­тельно к эко­но­ми­че­ской науке. Между тем, пред­став­ле­ния в обще­стве и среди пред­ста­ви­те­лей соци­аль­ных наук о том, что есть какие-то чисто эко­но­ми­че­ские задачи, изо­ли­ро­ван­ные от дру­гих жиз­нен­ных задач, явля­ются оши­боч­ными. Конеч­ные цели дея­тель­но­сти чело­века все­гда лежат вне эко­но­ми­че­ской сферы [38]. Строго говоря, не суще­ствует и осо­бых «эко­но­ми­че­ских моти­вов», если, конечно, не рас­смат­ри­вать под ними ирра­ци­о­наль­ные инте­ресы к накоп­ле­нию богат­ства у «ску­пых рыца­рей». Даже если эко­но­мику пони­мать в узком смысле — как про­из­вод­ство, обмен и рас­пре­де­ле­ния мате­ри­аль­ных благ, то и в этом слу­чае эко­но­мика пред­став­ляет собой только сово­куп­ность фак­то­ров, вли­я­ю­щих на наше про­дви­же­ние к иным целям. Можно согла­ситься с австрий­ско-бри­тан­ским эко­но­ми­стом и социо­ло­гом Ф. Хайеком [F. August von Hayek (1899-1992)], что эко­но­ми­че­ские мотивы озна­чают «лишь стрем­ле­ние к обре­те­нию потен­ци­аль­ных воз­мож­но­стей, средств для дости­же­ния каких-то еще не опре­де­лив­шихся целей»[39]. Однако среди эко­но­ми­стов до сих пор наблю­да­ется непо­ни­ма­ние необ­хо­ди­мо­сти четко раз­ли­чать форму денег от сущ­но­сти денег, кото­рая про­яв­ля­ется в их функ­циях, а также то, что за денеж­ной фор­мой скры­ва­ются усло­вия реа­ли­за­ции кре­дит­ных отно­ше­ний в обще­стве. Отсут­ствие долж­ного пони­ма­ния ука­зан­ных вопро­сов обу­слов­ли­вает, в част­но­сти, и тот факт, что среди эко­но­ми­стов не суще­ствует в доста­точ­ной сте­пени при­ем­ле­мого объ­яс­не­ния глу­бо­ких раз­ли­чий в харак­тере эко­но­ми­че­ского роста в раз­ви­тых и так назы­ва­е­мых менее раз­ви­тых стра­нах. К сожа­ле­нию, в созна­нии осно­вой части нашего обще­ства глу­боко уко­ре­ни­лось пред­став­ле­ние о при­роде денег как о каком-то, пусть и осо­бом, товаре. Для ряда «тео­ре­ти­ков» деньги по-преж­нему ассо­ци­и­ру­ются исклю­чи­тельно с золо­том. Для неис­ку­шен­ного в тео­рии совре­мен­ного чело­века пред­став­ле­ние о день­гах близко к обы­ден­ному пони­ма­нию их как монет или бумаж­ных купюр, выпус­ка­е­мых от лица госу­дар­ства цен­траль­ным бан­ком. В нашей стране такое поверх­ност­ное пред­став­ле­ние о день­гах выгодно мно­гим пред­ста­ви­те­лям госу­дар­ствен­ной вла­сти и Банка России, кото­рые пози­ци­о­ни­руют себя в каче­стве глав­ного источ­ника денег в обще­стве, рас­ска­зы­вают нам о своей исклю­чи­тель­ной роли в борьбе с инфля­цией и в деле под­дер­жа­ния ста­биль­но­сти валют­ного курса рубля. При этом созна­тельно каму­фли­ру­ется и соци­аль­ная при­рода денег, и необ­хо­ди­мые усло­вия, без соблю­де­ния кото­рых совре­мен­ная форма денег не спо­собна суще­ство­вать и эффек­тивно функционировать.

Между тем, сущ­ность и про­блему денег невоз­можно понять, если не учи­ты­вать их кре­дит­ную при­роду, а также соци­аль­ную при­роду самого чело­века, его место и вза­и­мо­от­но­ше­ния в соци­уме, то, что нахо­дится вокруг нас в соци­аль­ной ойку­мене. Отноше­ния, кото­рые скры­ва­ются за фор­мой денег, харак­те­ри­зу­ются систе­мой прав и обя­зан­но­стей, фор­ми­ру­ю­щейся в про­цессе появ­ле­ния отно­си­тельно само­сто­я­тель­ных и сво­бод­ных соци­аль­ных субъ­ек­тов, а также раз­де­ле­ния труда между отдель­ными чле­нами обще­ства и соци­аль­ными груп­пами. При этом появ­ле­ние опре­де­лен­ной формы денег есть резуль­тат часто неосо­знан­ного поиска людьми таких отно­ше­ний, кото­рые бы в наи­боль­шей сте­пени соот­вет­ство­вали эко­но­ми­че­ски обос­но­ван­ному рас­пре­де­ле­нию между ними прав и обя­зан­но­стей при том или ином уровне про­из­вод­ства, обмена, рас­пре­де­ле­ния и потреб­ле­ния това­ров и услуг в рам­ках про­цесса раз­де­ле­ния труда.

Деньги лежат в основе функ­ци­о­ни­ро­ва­ния системы прав и обя­зан­но­стей, опре­де­ля­ю­щей усло­вия вза­и­мо­дей­ствия чле­нов обще­ства в про­цессе раз­де­ле­ния труда. С одной сто­роны, они пред­став­ляют собой право на полу­че­ние опре­де­лен­ной доли наци­о­наль­ного дохода и наци­о­наль­ного богат­ства, а с дру­гой — сви­де­тель­ствуют о вкладе в его созда­ние. Для того чтобы деньги могли быть носи­те­лями ука­зан­ного права, это право должно быть под­креп­лено обще­ствен­ным при­зна­нием того, что оно было полу­чено в резуль­тате дея­тель­но­сти, кото­рая исполь­зо­ва­лась на созда­ние това­ров и услуг, необ­хо­ди­мым дру­гим участ­ни­кам обще­ствен­ной жизни. Иными сло­вами, каж­дому праву на полу­че­ние опре­де­лен­ной доли име­ю­щихся нали­чии това­ров и услуг должна про­ти­во­сто­ять ответ­ствен­ность по вне­се­нию вклада в созда­ние того, что часто харак­те­ри­зу­ется не совсем кор­рект­ным поня­тием «наци­о­наль­ное богат­ство». Только в слу­чае соблю­де­ния в дол­го­сроч­ном плане соот­вет­ствия ука­зан­ных прав (на полу­че­ние това­ров и услуг) и обя­зан­но­стей (по вне­се­нию сво­его вклада в их созда­ние), деньги и могут эффек­тивно выпол­нять свои функ­ции (меры сто­и­мо­сти, сред­ства обра­ще­ния, сред­ства пла­тежа, сред­ства сбе­ре­же­ний, миро­вых денег). Проблема, однако, в том, что все­гда суще­ство­вала и суще­ствует заин­те­ре­со­ван­ность у зна­чи­тель­ного числа чле­нов обще­ства, но осо­бенно — у пред­ста­ви­те­лей госу­дар­ства, полу­чать как можно больше прав при мень­ших обя­зан­но­стях и мень­шем вкладе. В этих целях госу­дар­ство все­гда стре­ми­лось моно­по­ли­зи­ро­вать денеж­ную эмис­сию в своих инте­ре­сах. Если таким попыт­кам не ока­зы­ва­лось про­ти­во­дей­ствия со сто­роны обще­ства, то это неиз­бежно отри­ца­тельно ска­зы­ва­лось не только на каче­стве исполь­зу­е­мой формы денег — при­во­дило к их обес­це­не­нию и порож­дало ситу­а­цию, когда та или иная форма денег не могла выпол­нять своих денеж­ных функ­ций, но и вело к подав­ле­нию граж­дан­ского обще­ства. В конеч­ном итоге это все­гда вызвало ост­рей­ший эко­но­ми­че­ский и поли­ти­че­ский кри­зис в обществе.

Как известно, любые нару­ше­ния соот­вет­ствия прав и обя­зан­но­стей, ответ­ствен­но­сти при выпол­не­нии обще­ственно зна­чи­мых функ­ций неиз­бежно при­во­дят к дефор­ма­ции в выпол­не­нии дан­ных функ­ций. И деньги в этом отно­ше­нии не явля­ются исклю­че­нием из пра­вил. При этом мно­гое зави­сит от того, в какой форме ука­зан­ные права могут и должны быть пред­став­лены для того, чтобы они отве­чали инте­ре­сам про­из­во­ди­те­лей и потре­би­те­лей това­ров и услуг, под­дер­жа­нию про­цесса рас­ши­рен­ного вос­про­из­вод­ства. Форма, в кото­рой дан­ные права коли­че­ственно фик­си­ру­ются, могут исполь­зо­ваться в каче­стве средств рас­чета, пла­тежа и сред­ства сбе­ре­же­ний, и опре­де­ляет форму денег.

Роль денег в обще­стве нельзя пере­оце­нить. Не совсем точ­ным (если не ска­зать — совсем неточ­ным) явля­ется срав­не­ние денег с кро­ве­нос­ной систе­мой эко­но­мики. Данный под­ход и ана­ло­гия не учи­ты­вает кре­дит­ной при­роды денег и, по сути, огра­ни­чи­вает их роль и зна­че­ние только сред­ством обмена (непо­нятно почему появив­шимся) между про­из­во­ди­те­лями и потре­би­те­лями това­ров и услуг. В дей­стви­тель­но­сти, нали­чие и каче­ство денег, то, как они выпол­няют свои функ­ции, во-пер­вых, отра­жает адек­ват­ность или неадек­ват­ность функ­ци­о­ни­ро­ва­ния системы прав и обя­зан­но­стей между чле­нами обще­ства, а во-вто­рых, явля­ется необ­хо­ди­мым усло­вием сба­лан­си­ро­ван­но­сти всех частей эко­но­ми­че­ского и соци­ально-поли­ти­че­ского орга­низма госу­дар­ства и обще­ства, воз­мож­но­сти его сохра­не­ния и даль­ней­шего раз­ви­тия. При этом каж­дому этапу соци­ально-эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия и чело­ве­че­ского обще­ства соот­вет­ство­вала и соот­вет­ствует своя форма денег, наи­луч­шим обра­зом поз­во­ля­ю­щая реа­ли­зо­вать на прак­тике их функции.

Монопо­ли­за­ция госу­дар­ством денеж­ной эмис­сии на прак­тике все­гда озна­чала и озна­чает стрем­ле­ние вла­сти уста­но­вить кон­троль над целями раз­ви­тия обще­ства, суще­ственно затруд­няя (а вре­ме­нами и уни­что­жая) воз­мож­но­сти наи­бо­лее эффек­тив­ной само­ре­а­ли­за­ции инди­ви­дов, эко­но­ми­че­ских субъ­ек­тов, отдель­ных про­из­водств, отрас­лей, реги­о­нов и стран, а сле­до­ва­тельно, спо­соб­ствуя фор­ми­ро­ва­нию ситу­а­ции, харак­те­ри­зу­е­мой высо­ким риском соци­аль­ного распада.

В совре­мен­ном обще­стве одной из основ­ных форм огра­ни­че­ния воз­мож­но­стей чело­века явля­ется огра­ни­че­ние его дохо­дов. Поэтому мно­гие люди основ­ную вину за свое бед­ствен­ное поло­же­ние воз­ла­гают на деньги, рас­смат­ри­вая их в каче­стве источ­ника этих огра­ни­че­ний. Но при­чина при этом сме­ши­ва­ется со след­ствием. Правильно видеть в день­гах, с уче­том их изме­ня­ю­щейся формы, пока­за­тель, а также инстру­мент реа­ли­за­ции и обес­пе­че­ния сво­бод­ной дея­тель­но­сти чело­века. Наличие денег, как и сво­бода, вклю­чают в себя в каче­стве состав­ной части право выбора и свя­зан­ные с этим риск и ответ­ствен­ность. В то же время, бла­го­даря дея­тель­но­сти госу­дар­ства, а также дру­гих под­дер­жи­ва­е­мых им моно­по­ли­сти­че­ских обра­зо­ва­ний и соци­аль­ных групп, исполь­зу­е­мая форма денег может пре­вра­щаться в фак­тор зака­ба­ле­ния чело­века. Правда, в этом слу­чае ука­зан­ная форма денег рано или поздно сама пере­стает выпол­нять денеж­ные функ­ции, обес­це­ни­ва­ется и заме­ща­ется дру­гой денеж­ной фор­мой, вос­ста­нав­ли­ва­ю­щей в той или иной сте­пени сво­бод­ный обмен резуль­та­тами своей дея­тель­но­сти между чле­нами общества.

∗  ∗  ∗

Конечно, в рам­ках насто­я­щей работы невоз­можно более подробно оста­но­вится на ука­зан­ных вопро­сах, обес­пе­чив пони­ма­ние необ­хо­ди­мо­сти прин­ци­пи­ально нового соци­аль­ного про­чте­ния денег и эво­лю­ции денеж­ных форм [40]. Невоз­можно было и детально оха­рак­те­ри­зо­вать и про­ана­ли­зи­ро­вать все сло­жив­ши­еся к насто­я­щему вре­мени направ­ле­ния соци­аль­ных иссле­до­ва­ний и соци­аль­ной поли­тики. Наша задача, рас­кры­вая ука­зан­ные направ­ле­ния, заклю­ча­лась в том, чтобы пока­зать, что сего­дня иден­ти­фи­ка­ция социо­ло­гии в каче­стве науки, а также важ­ней­шего инстру­мента соци­аль­ного позна­ния пред­став­ля­ется крайне услож­нив­шимся про­цес­сом, тре­бу­ю­щим нового науч­ного виде­ния, нового миро­воз­зре­ния позна­ния. Кроме того, свой науч­ный потен­циал социо­ло­гия смо­жет в пол­ной мере реа­ли­зо­вать (как и под­дер­жать свой авто­ри­тет в обще­стве) только в том слу­чае, если пере­ста­нет слу­жить сред­ством мани­пу­ля­ции личностью.

 ВСЕ ПУБЛИКАЦИИ

Руссо Ж.-Ж. Об Обществен­ном дого­воре, или Принципы Полити­че­ского Права. Кн. 1. Гл. I.

Турен А. Социо­ло­гия без обще­ства ⁄⁄ «Социо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния». 2004, № 7. С. 8.

См. The Tasks of Social Theory (editorial) ⁄⁄ «European Journal of Social Theory». 1998. Vol. 1, № 1. P. 127-135.

Слово «пара­дигма» (греч. παράδειγμα) дословно пере­во­дится как «при­мер», «обра­зец». Длитель­ное время этот тер­мин в основ­ном исполь­зо­вался только в грам­ма­тике, обо­зна­чая слово, кото­рое слу­жит образ­цом скло­не­ния или спря­же­ния; а также в рито­рике — при­мер, взя­тый из исто­рии и при­ве­ден­ный с целью срав­не­ния. С конца 1960-х гг. на Западе этот тер­мин стал исполь­зо­ваться для обо­зна­че­ния основ­ного направ­ле­ния раз­ви­тия науч­ной мысли в рам­ках соот­вет­ству­ю­щих науч­ных дис­ци­плин. Широкое внед­ре­ние тер­мина пара­дигма в науч­ную лек­сику про­изо­шло бла­го­даря аме­ри­кан­скому фило­софу Т. Куну [Thomas Samuel Kuhn (1922-1996)], кото­рый опре­де­лил его для обо­зна­че­ния доми­ни­ру­ю­щей системы взгля­дов и мето­дов, харак­те­ри­зу­ю­щих раз­ви­тие науч­ных дис­ци­плин в тече­ние опре­де­лен­ного пери­ода вре­мени.

Однако доста­точно часто поня­тие пара­дигма исполь­зу­ется в каче­стве сино­нима «миро­воз­зре­ния». Широкую извест­ность полу­чило выска­зы­ва­ние бри­тан­ского эко­но­ми­ста (с 2003 г. — Предсе­да­теля Банка Англии) М. Кинга [M. King (род. 30 января 1948 г.)] о том, что слово «пара­дигма» слиш­ком часто повто­ря­ется теми, кто хотел бы найти новую идею, но не может до нее доду­маться.

В соци­аль­ных нау­ках тер­мин пара­дигма во мно­гих слу­чаях исполь­зу­ется в каче­стве ком­плекс­ной харак­те­ри­стики жиз­нен­ного опыта, усто­яв­шихся убеж­де­ний и цен­ност­ных уста­но­вок, кото­рые вли­яют на вос­при­я­тие инди­ви­дами окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти и их обрат­ную реак­цию на это вос­при­я­тие. В дан­ном слу­чае тер­мин «пара­дигма» обо­зна­чает ком­плекс основ­ных взгля­дов и мето­дов, при­ме­ня­е­мых социо­ло­гами при про­ве­де­нии социо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний и харак­те­ри­зу­ю­щих их при­над­леж­ность к тому или иному направ­ле­нию раз­ви­тия социо­ло­ги­че­ской мысли.

Отметим, что мы не нашли эти­мо­ло­ги­че­ской моти­ва­ции в гре­че­ском про­ис­хож­де­нии слова «пара­дигма». Контекст­ный сло­вар­ный ряд в древ­не­гре­че­ском языке (см. Древ­не­гре­че­ско-рус­ский сло­варь И. Х. Дворец­кого. Под редак­цией С. И. Со­бо­лев­ского. М., 1958): при­мер, обра­зец, образ­чик, про­яв­ле­ние, при­знак, крат­кое изло­же­ние, дока­за­тель­ство, сви­де­тель­ство, тор­го­вые ряды, базар, смотр, демон­стра­ция, показ, стать обще­из­вест­ным, учре­ждать, осно­вы­вать про­ри­ца­лище, быть про­вод­ни­ком, руко­во­дить, при­но­сить в жертву, посвя­щать, при­сту­пать к жерт­во­при­но­ше­нию ведет нас к извест­ным сло­вам «парад» (тор­же­ствен­ное про­хож­де­ние войск кото­рое во всех эти­мо­ло­ги­че­ских сло­ва­рях ведут от фр. parade, исп. parada, лат. раго), «пара­диз» (как ана­лог рус­ского поня­тия «рай»).

Известно, что слово при­над­ле­жит тому языку, в кото­ром легко моти­ви­ру­ется, но в древ­не­рус­ском языке рай назы­вался «поро­дой», потому что это место, откуда пошел род чело­ве­че­ский. Мы видим, что рус­ское слово «род» сов­пало с араб­ским кор­нем ﺽﻭﺭ [рвд#] со значением «орошать», где [ВД] — «вода», а [Р] — аффикс интен­сива, т.е. «обвод­нять». Отсюда ﺔﻀﻭﺭ [рауд#а] — «сад». А рус­ское слово «рай» — это араб­ское райй «оро­ше­ние».

Идеоло­ги­че­ское про­чте­ние рус­ского слова как араб­ского сад, при­вели к фан­та­зиям насчет Адамо­вых садов или в усто­яв­шемся зву­ча­нии Эдемо­вых. Брокгауз и Эфрон как обычно без моти­ва­ции ведут слово «эдем» от древ­не­ев­рей­ского слова «бла­жен­ство». Итак, мы пока­зали, что фак­ти­че­ски слово «пара­дигма» озна­чает «источ­ник происхождения».

Обсто­я­тель­ный кри­ти­че­ский ана­лиз марк­сизма и исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма, рас­кры­ва­ю­щий допу­щен­ные осно­ва­те­лями и после­до­ва­те­лями дан­ной пара­дигмы логи­че­ские ошибки и софизмы, кото­рые не поз­во­ляют рас­смат­ри­вать соци­а­лизм и ком­му­низм в каче­стве зако­но­мер­ных форм обще­ствен­ной орга­ни­за­ции и соци­аль­ного про­гресса, пред­став­лен в моно­гра­фии В. В. Марты­ненко «Кальдера госу­дар­ствен­ной вла­сти». М., 2005, а также в ряде его науч­ных ста­тей, с содер­жа­нием кото­рых можно озна­ко­миться на сайте [www.martynenko-info.ru].

Функци­о­наль­ная тео­рия Т. Парсонса с момента сво­его появ­ле­ния в 1930-х гг. под­верг­лась доста­точно серьез­ным эво­лю­ци­он­ным моди­фи­ка­циям. Перво­на­чально основ­ное вни­ма­ние Парсонс уде­лял инди­ви­дам и мораль­ным цен­но­стям, рас­смат­ри­вая мораль­ные цен­но­сти как внут­рен­ние источ­ники соци­аль­ного дей­ствия, как сти­мулы инди­ви­ду­аль­ных уси­лий. Однако в даль­ней­шем он сосре­до­то­чился на про­бле­мах надеж­но­сти соци­аль­ной системы. Эта надеж­ность в боль­шей сте­пени ста­ви­лись в зави­си­мость от соб­ствен­ного устрой­ства системы, от вза­и­мо­дей­ствия ее раз­лич­ных авто­ном­ных меха­низ­мов инте­гра­ции и адап­та­ции, и в мень­шей сте­пени — от воли, энер­гии и убеж­ден­но­сти людей. Отметим также, что одно­вре­менно наме­тился харак­тер­ный для пози­ти­вист­ской тра­ди­ции крен его социо­ло­гии в сто­рону рели­гии. Перестав уде­лять глав­ное вни­ма­ние инди­ви­дам, Парсонс пытался рас­крыть меха­низмы под­дер­жа­ния соци­аль­ной систе­мой соб­ствен­ной целост­но­сти, опре­де­ля­е­мые воз­мож­но­стью системы при­спо­саб­ли­вать инди­ви­дов к своим инсти­ту­там, орга­ни­зо­вы­вать и соци­а­ли­зи­ро­вать их с уче­том своих потреб­но­стей. Мораль­ные убеж­де­ния и внут­рен­ние сти­мулы их при­ня­тия инди­ви­дами стали рас­смат­ри­ваться как порож­де­ние системы и как ее про­из­вод­ные. Хотя сама важ­ность стрем­ле­ний людей к дости­же­нию опре­де­лен­ных целей не отри­ца­ется, но утвер­жда­ется, что эти цели ста­вятся не самими людьми, а полу­чают свое про­ис­хож­де­ние от соци­аль­ных систем.

Таким обра­зом, у Парсонса про­изо­шло сво­его рода опу­сто­ше­ние чело­века, кото­рый пре­вра­тился в подо­бие полого сосуда, напол­ня­е­мого исклю­чи­тельно обще­ством. Его содер­жи­мое опре­де­ля­ется полу­чен­ным в обще­стве вос­пи­та­нием и опы­том. Привле­кая вни­ма­ние к про­блеме эффек­тив­но­сти про­цесса соци­а­ли­за­ции и адап­тив­ного потен­ци­ала инди­вида, Парсонс посчи­тал воз­мож­ным рас­суж­дать о дости­же­нии пол­ного соот­вет­ствия инди­вида и соци­аль­ной группы, что могло бы пол­но­стью устра­нить кон­фликты между ними.

Но тео­ре­ти­че­ским моде­лям, при­во­дя­щим к подоб­ным заклю­че­ниям, был и будет при­сущ хотя бы такой фаталь­ный изъян как отсут­ствие фак­тов, полу­чен­ных в резуль­тате иссле­до­ва­ний любой из когда-либо изу­ча­е­мых соци­аль­ных систем, — фак­тов, кото­рые могли бы слу­жить под­твер­жде­нием дан­ного вывода. Людям все­гда была при­суща зна­чи­тель­ная, хотя и посто­янно меня­ю­ща­яся сте­пень функ­ци­о­наль­ной авто­но­мии по отно­ше­нию к любым кон­крет­ным соци­аль­ным систе­мам. Теория Парсонса, без­условно, не осно­вы­ва­лась на «эмпи­ри­че­ском погру­же­нии» в соци­аль­ную дей­стви­тель­ность. При этом трудно при­знать пра­во­мер­ным отно­ше­ние к соци­а­ли­зо­ван­ным лич­но­стям только как к «сырому мате­ри­алу» или как к «эле­мен­там», смо­де­ли­ро­ван­ными соци­аль­ными систе­мами в своих интересах.

Термин «сим­во­ли­че­ский интерак­ци­о­низм» ввел в науч­ный обо­рот Герберт Блумер [Herbert Blumer (1900-1987)]. Разра­ба­ты­вая дан­ную социо­ло­ги­че­скую пара­дигму, он в зна­чи­тель­ной мере осно­вы­вался на кон­цеп­ции сво­его учи­теля Джорджа Герберта Мида [George Herbert Mead (1863-1931)], а также быв­ших кол­лег по Чикаг­скому уни­вер­си­тету — Уильяма Томаса [William I. Thomas (1863-1947)] и Роберта Парка [Robert E. Park (1864-1944)].

Базовая посылка тео­рии «сим­во­ли­че­ского инте­ра­ци­о­низма» заклю­ча­ется в том, что люди в про­цессе вза­им­ного обще­ния реа­ги­руют не на сами дей­ствия, поступки, жесты, эмо­ции и т.д. дру­гих людей, а на соб­ствен­ную интер­пре­та­цию ука­зан­ных дей­ствий, осно­ван­ную на лич­ном соци­аль­ном опыте, вос­пи­та­нии, в общем, — в зави­си­мо­сти от усло­вий соб­ствен­ной соци­а­ли­за­ции. Иными сло­вами, в каж­дом из нас нахо­дится свой соци­аль­ный пере­вод­чик и интер­пре­та­тор, посред­ством кото­рого мы и обща­емся, вза­и­мо­дей­ствуем друг с дру­гом. Несов­па­да­ю­щие «настройки» дан­ного пере­вод­чика и интер­пре­та­тора при­во­дят к раз­лич­ного рода недо­по­ни­ма­ниям и кон­фликт­ным ситу­а­циям. Но этот интер­пре­та­тор можно и соот­вет­ству­ю­щим обра­зом пере­на­стро­ить.

Для этого, правда, по мне­нию Г. Блумера, социо­логи должны зани­маться не каби­нет­ной рабо­той и выстра­и­ва­нием умо­зри­тель­ных соци­аль­ных кон­струк­ций, а напря­мую участ­во­вать в жизни раз­лич­ных соци­аль­ных групп, чтобы понять при­чины, осно­ва­ния и меха­низм их соци­аль­ного вос­при­я­тия, «содер­жи­мое» их внут­рен­него интер­пре­та­тора дей­ствий и поступ­ков дру­гих людей. В насто­я­щее время с уче­том поло­же­ний тео­рии «струк­тур­ного интерак­ци­о­низма» раз­ра­ба­ты­ва­ются и тести­ру­ются раз­лич­ные социо­ло­ги­че­ские модели кон­троля и управ­ле­ния «аффек­тив­ным пове­де­нием» инди­ви­дов и соци­аль­ных групп.

Основа­те­лем дра­ма­тур­ги­че­ской кон­цеп­ции как осо­бого ракурса иссле­до­ва­ния обще­ства явля­ется аме­ри­кан­ский социо­лог И. Гоффман [E. Goffman (1922-1982)], ока­зав­ший суще­ствен­ное вли­я­ние на раз­ви­тие соци­аль­ной пси­хо­ло­гии и совре­мен­ной социо­ло­гии в целом. В тео­рии Гоффмана тра­ди­ци­он­ные для преж­них социо­ло­ги­че­ских тео­рий куль­тур­ные цен­но­сти и иерар­хии ока­зы­ва­ются нару­шен­ными, выска­зы­ва­ется сомне­ние, что между цини­ками и людьми искрен­ними суще­ствует какое-либо раз­ли­чие; пове­де­ние ребенка ока­зы­ва­ется моде­лью для пони­ма­ния взрос­лых; а пове­де­ние пре­ступ­ни­ков — базой для пони­ма­ния респек­та­бель­ных лич­но­стей; теат­раль­ные под­мостки дела­ются осно­вой для пони­ма­ния жизни.

Согласно Гофману, все люди — как в театре — стре­мятся убе­ди­тельно пере­дать дру­гим созда­ва­е­мый ими образ самих себя; они не столько пыта­ются что-либо сде­лать, сколько ста­ра­ются кем-то или чем-то быть, кому-то или чему-то соот­вет­ство­вать. С этой точки зре­ния тео­рию Гоффмана можно рас­смат­ри­вать как рефлек­сию соци­аль­ной дей­стви­тель­но­сти, харак­тер­ной для жизни людей в усло­виях гос­под­ства бюро­кра­тии, с кото­рой они посто­янно вынуж­дены иметь дело. Контроль над впе­чат­ле­нием, про­из­во­ди­мым на дру­гих (осо­бенно на выше­сто­я­щих), для мно­гих ста­но­вится стра­те­гией выжи­ва­ния.

Вместе с тем нельзя не отме­тить, что к «пра­от­цам» дра­ма­тур­ги­че­ской кон­цеп­ции можно с пол­ным пра­вом отне­сти и вели­кого У. Шекспира (W. Shakespeare). Послед­ний устами одного из своих героев в коме­дии «Как вам это нра­вится» пред­вос­хи­тил дан­ную пер­спек­тиву иссле­до­ва­ния обще­ства и объ­яс­не­ния соци­аль­ной жизни: «Весь мир — театр. ⁄⁄ В нем жен­щины, муж­чины — все актеры. ⁄⁄ У них есть свои выходы, уходы, ⁄⁄ И каж­дый не одну играет роль... [All the world’s a stage, ⁄⁄ And all the men and women merely players; ⁄⁄ They have their exits, and their entrances; ⁄⁄ And one man in his time plays many parts…] (См: Шекспир У. Комедии. M., 1987. С. 592; The Complete Works of William Shakespeare. Gramercy books, 1990. P. 239).

У Ж.-Ж. Руссо можно найти сле­ду­ю­щие рас­суж­де­ния: «Как было бы при­ятно жить среди нас, если бы внеш­ность все­гда выра­жала под­лин­ные душев­ные склон­но­сти, если бы бла­го­при­стой­ность была доб­ро­де­те­лью, если бы наши воз­вы­шен­ные мораль­ные афо­ризмы слу­жили нам в самом деле пра­ви­лами пове­де­ния… Богат­ство наряда может гово­рить нам о зажи­точ­но­сти чело­века, а его изя­ще­ство — о том, что это чело­век со вку­сом; но здо­ро­вый и креп­кий чело­век узна­ется по дру­гим при­ме­там… Вежли­вость без конца чего-то тре­бует… бла­го­при­стой­ность при­ка­зы­вает, мы без конца сле­дуем обы­чаям и нико­гда — сво­ему соб­ствен­ному разуму. Люди уже не реша­ются казаться тем, что они есть. Никогда не зна­ешь как сле­дует, с кем име­ешь дело. Нет больше ни искрен­ней дружбы, ни насто­я­щего ува­же­ния, ни обос­но­ван­ного дове­рия. Подозре­ние, недо­ве­рие, страхи, холод­ность, сдер­жан­ность, нена­висть и измена посто­янно скры­ва­ются под этим неиз­мен­ным и невер­ным обли­чием веж­ли­во­сти» (Руссо Ж.-Ж. Рассуж­де­ние, полу­чив­шее пре­мию Дижон­ской ака­де­мии в 1750 г. по вопросу, пред­ло­жен­ному той же ака­де­мией «Способ­ство­вало ли воз­рож­де­ние наук и искусств очи­ще­нию нра­вов?» ⁄⁄ Трактаты. Пер. В. Д. Хаютина М., 1969. С. 12-13).

Немецко-бри­тан­ский социо­лог и поли­тик Р. Дарен­дорф [R. Dahrendorf (род. 1 мая 1929 г.)], заме­тил, что шекс­пи­ров­ская мета­фора мира как театра пре­вра­ти­лась «в основ­ной кон­струк­тив­ный прин­цип науки об обще­стве. Индивид и обще­ство ста­но­вятся опо­сре­до­ван­ными, когда инди­вид пред­стает в каче­стве носи­теля соци­ально пре­фор­ми­ро­ван­ных атри­бу­тов и спо­со­бов пове­де­ния» (Дарен­дорф Р. Тропы из уто­пии. Работы по тео­рии и исто­рии социо­ло­гии. М., 2002. С. 190). Однако при­ла­га­тель­ное «кон­струк­тив­ный» в дан­ном слу­чае — это, ско­рее, дань тра­ди­ци­он­ному поклону гени­аль­но­сти, чем харак­те­ри­стика соб­ственно науч­ного ана­лиза. Оно больше похоже на при­зыв уви­деть в акку­му­ля­ции «теат­раль­ного» акку­му­ля­цию при­сут­ствия гения: его интен­сив­ность, непо­вто­ри­мость, его осо­бую фигуру. «Весь мир — театр… — все актеры…» — как выра­же­ние почти­тель­ного мол­ча­ния, разо­ча­ро­ва­ния и бес­по­мощ­но­сти перед про­бле­мой адек­ват­ной фор­ма­ли­за­ции соци­аль­ных свя­зей и созда­ния гло­баль­ной соци­аль­ной тео­рии.

Вспом­ним гого­лев­ское утвер­жде­ние: «Из театра мы сде­лали игрушку вроде тех побря­ку­шек, кото­рыми зама­ни­вают детей, поза­бывши, что это такая кафедра, с кото­рой чита­ется разом целой толпе живой урок, где при тор­же­ствен­ном блеске осве­ще­ния, при громе музыки, при еди­но­душ­ном смехе, пока­зы­ва­ется зна­ко­мый, пря­чу­щийся порок и, при тай­ном голосе все­об­щего уча­стия выстав­ля­ется зна­ко­мое, робко скры­ва­ю­ще­еся воз­вы­шен­ное чув­ство... Это такая кафедра, с кото­рой можно много ска­зать миру добра». Эти слова, явля­ю­щи­еся почти дослов­ной цита­той дер­жа­вин­ского: «театр есть кафедра доб­ро­де­те­лей...», можно оце­ни­вать как ключ к пони­ма­нию соци­ально-непре­рыв­ного диа­лога обще­ства с гением, про­зре­ва­ю­щим на целые сто­ле­тия впе­ред. Гений своим соци­аль­ным бес­стра­стием пока­зы­вает нам, что мы все­гда будем в долгу перед вся­кой сингулярностью.

Тернер Дж. Струк­тура социо­ло­ги­че­ской тео­рии. М., 1985. С. 36-37.

Следует, правда, отме­тить и нали­чие про­ти­во­по­лож­ных дан­ной тен­ден­ции фак­тов. Речь идет о появ­ле­нии так назы­ва­е­мой кон­цеп­ции «чистой социо­ло­гии», пред­ло­жен­ной в конце про­шед­шего сто­ле­тия аме­ри­кан­ским социо­ло­гом Д. Блэком. Эта кон­цеп­ция в насто­я­щее время также нахо­дит себе новых при­вер­жен­цев. Они стре­мятся объ­яс­нить все явле­ния соци­аль­ной жизни (дея­тель­ность кор­по­ра­ций, соци­аль­ных групп, инди­ви­ду­аль­ные поступки, вклю­чая раз­лич­ного рода пра­во­на­ру­ше­ния) исклю­чи­тельно в кон­тек­сте изме­не­ний соци­аль­ной струк­туры обще­ства (опре­де­ля­е­мых изме­не­ни­ями в струк­туре рас­пре­де­ле­ния ресур­сов и дохо­дов, частоты и широты соци­аль­ных кон­трак­тов, достиг­ну­того уровня вза­и­мо­дей­ствия (инте­гра­ции) инди­ви­ду­у­мов, их объ­еди­не­ния в орга­ни­за­ции, уста­нов­лен­ных норм соци­аль­ного пове­де­ния), исклю­чая любое воз­мож­ное вли­я­ние пси­хо­ло­ги­че­ских фак­то­ров (жела­ния, потреб­но­сти, вера, надежда, пред­по­чте­ния и т.д. отдель­ных инди­ви­дов).

В опре­де­лен­ном смысле подоб­ный под­ход напо­ми­нает социо­ло­ги­че­скую идео­ло­гию Э. Дюркгейма, стре­мив­ше­гося при­дать социо­ло­гии ста­тус неза­ви­си­мой обла­сти зна­ния о соци­аль­ных явле­ниях или фак­тах. Но, как отме­чают сами сто­рон­ники «чистой социо­ло­гии», в их мето­до­ло­гии зна­чи­тельно больше «дюр­гей­мов­ского», или «дюрк­гей­мизма», чем было у самого Дюркгейма. «Чистая социо­ло­гия» стре­мится пол­но­стью огра­дить себя от какого-либо отно­ше­ния к пси­хо­ло­гии, антро­по­ло­гии, теле­о­ло­гии и, вообще, от вза­и­мо­дей­ствия со всеми осталь­ными гума­ни­тар­ными дис­ци­пли­нами, абстра­ги­ро­ваться от чело­века как тако­вого. Она не пред­по­ла­гает, что соци­аль­ное пове­де­ние может быть обу­слов­лено какими-либо пси­хо­ло­ги­че­скими про­цес­сами, тем, что про­ис­хо­дит в мозгу или душе инди­вида, отри­цая также нали­чие каких-либо целе­вых уста­но­вок соци­аль­ных дей­ствий. В рам­ках ука­зан­ной кон­цеп­ции ее сто­рон­ни­ками выдви­нута и раз­ра­ба­ты­ва­ется так назы­ва­е­мая тео­рия соци­аль­ной гео­мет­рии, про­явив­ша­яся в созда­нии соот­вет­ству­ю­щей модели обще­ства, в кото­рой зна­чи­тель­ное место зани­мают отдель­ные марк­сист­ские и нео­марк­сист­ские уста­новки. (Подроб­нее см. Black D. «А strategy of pure sociology» ⁄⁄ Theoretical Perspectives in Sociology. New York, 1979. P. 149-168; Black D. Dreams of Pure Sociology ⁄⁄ Sociological Theory 18(3), 2000. P. 343-367).

Заметим, что отно­ше­ние к инди­виду как мало­зна­чи­мому вин­тику обще­ства можно найти и у отцов-осно­ва­те­лей социо­ло­гии, и у ряда совре­мен­ных авто­ров. Напри­мер, Г. Бехман, харак­те­ри­зуя отли­чи­тель­ные осо­бен­но­сти совре­мен­ного обще­ства, под­чер­ки­вает, что оно «раз­ви­ва­ется от диф­фе­рен­ци­а­ции, пер­вично ори­ен­ти­ро­ван­ной на соци­аль­ные слои, к диф­фе­рен­ци­а­ции по функ­ци­о­наль­ным под­си­сте­мам. Разде­ле­ние груда, кото­рое чаще всего при­во­дят в каче­стве при­мера функ­ци­о­наль­ной диф­фе­рен­ци­а­ции инду­стри­аль­ного обще­ства, не явля­ется сего­дня реша­ю­щим при­зна­ком. Гораздо более важ­ным явля­ется про­ве­де­ние диф­фе­рен­ци­а­ции и кон­сти­ту­и­ро­ва­ние таких под­си­стем, как наука, поли­тика, хозяй­ство и т.д., кото­рые в извест­ном смысле авто­номны, вос­про­из­во­дятся по сво­ему осо­бому образцу и больше не сле­дуют лишь общей логике обще­ствен­ного раз­ви­тия». И далее: «Интегра­ция обще­ства больше не может быть достиг­нута с помо­щью про­стого обще­жи­тия людей, а созда­ется вза­и­мо­дей­ствием функ­ци­о­наль­ных под­си­стем, каж­дая из кото­рых имеет соб­ствен­ные пер­спек­тивы раз­ви­тия. Ценно­сти или дей­ствия более не состав­ляют послед­ние опор­ные пункты обще­ства. Человек теряет свое цен­траль­ное поло­же­ние в обще­стве. Функци­о­наль­ное диф­фе­рен­ци­ро­ва­ние ведет к „воз­рас­та­нию раз­ли­чи­тель­ной чув­стви­тель­но­сти“ (Луман) всех видов соци­аль­ного пове­де­ния, т.е. больше вне обще­ства не суще­ствует ничего. Сама при­рода зна­чима лишь как окру­жа­ю­щая среда, кото­рая не содер­жит в себе ника­ких соб­ствен­ных отли­чи­мых от обще­ства качеств». (См. Бехман Г. Совре­мен­ное обще­ство как обще­ство риска ⁄⁄ «Вопросы фило­со­фии». 2007, № 1. С. 44). Вместе с тем пред­ста­ви­тели «чистой социо­ло­гии» не ста­вят своей целью убе­дить всех осталь­ных социо­ло­гов отка­заться по их при­меру от иссле­до­ва­ния и учета инди­ви­ду­аль­ных харак­те­ри­стик, при­су­щих чело­веку, при объ­яс­не­нии ста­тики и дина­мики соци­аль­ной жизни.

В целом, можно отме­тить, что, несмотря на то, что неко­то­рыми после­до­ва­те­лями кон­цеп­ции «чистой социо­ло­гии» ее появ­ле­ние было объ­яв­лено чуть ли ни рево­лю­цией, про­изо­шед­шей в социо­ло­ги­че­ской тео­рии, ее сле­дует, ско­рее, счи­тать исклю­че­нием, под­твер­жда­ю­щим общую тен­ден­цию к вза­и­мо­про­ник­но­ве­нию соци­аль­ных наук. У боль­шин­ства социо­ло­гов не вызы­вает сомне­ния тот факт, что социо­ло­гия не может суще­ство­вать иначе, как в каче­стве дис­ци­плины, впи­сан­ной в кон­текст фило­соф­ских, эко­но­ми­че­ских, поли­ти­че­ских, исто­ри­че­ских, куль­ту­ро­ло­ги­че­ских, пси­хо­ло­ги­че­ских исследований. 10

Харак­терно, что язык, кото­рый исполь­зо­вали и при­ме­няют мно­гие социо­логи, запол­нен не все­гда оправ­дан­ными срав­не­ни­ями и ана­ло­ги­ями, а также поня­ти­ями, взя­тыми из био­ло­гии, физики, мате­ма­тики, меха­ники и дру­гих есте­ствен­ных наук. Напри­мер, соци­аль­ные изме­не­ния опи­сы­ва­ются как дви­же­ние обще­ства по тра­ек­то­рии вза­им­ных пере­се­че­ний соци­аль­ных кру­гов, вовле­ка­ю­щее в свой водо­во­рот чело­ве­че­ские судьбы, поли­ти­че­ские дей­ствия, эко­но­ми­че­ские инсти­туты, идео­ло­ги­че­ские уста­новки и куль­тур­ные устрем­ле­ния. Даже само поня­тие социо­ло­гии ино­гда выво­дится из опре­де­ле­ния отно­ше­ния между орби­той обще­ства и вре­ме­нем, необ­хо­ди­мым для того, чтобы пройти ее (или чтобы хотя бы попасть в ее окрест­ность) или из потен­ци­а­ли­за­ции инди­ви­ду­аль­ного на подвиж­ной кри­вой отно­ше­ний между людьми. При этом забы­ва­ется, что сами по себе опре­де­ле­ния, срав­не­ния или даже тео­ре­ти­че­ские постро­е­ния ничего не зна­чат, если социо­логи не смогли объ­яс­нить их важ­ность, а глав­ное — убе­дить в этой важ­но­сти основ­ную часть обще­ства. Отметим и точку зре­ния ряда уче­ных, по мне­нию кото­рых, социо­ло­гия ни раз фак­ти­че­ски изме­няла самой себе, поскольку выстра­и­вала тер­мины и образы, не име­ю­щие ничего общего с социо­ло­ги­че­скими понятиями. 11

Правда, опре­де­лен­ную часть ука­зан­ных вопро­сов можно отне­сти к раз­ряду фило­соф­ских. Напри­мер, явля­ется ли соци­аль­ная кон­фи­гу­ра­ция оли­це­тво­ре­нием само­по­до­бия эле­мен­тов вза­и­мо­от­но­ше­ний между людьми? В чем состоит мат­рица пово­рота соци­е­таль­ной системы, какова моти­ва­ци­он­ная струк­тура самой социо­ло­гии? Какой тип инфор­ма­ции об обще­стве полу­чают и могут полу­чать социо­логи, каковы когни­тив­ные пара­метры этой инфор­ма­ции? Порож­дает ли про­цесс соци­аль­ного кон­стру­и­ро­ва­ния «кан­то­рову пыль», нали­чие кото­рой гово­рит о фрак­таль­ной при­роде общества? 12

Эти кон­цеп­ции обра­зуют довольно-таки пест­рую тео­ре­ти­че­скую кар­тину, вклю­ча­ю­щую раз­лич­ные направ­ле­ния, суще­ству­ю­щие в рам­ках струк­тур­ного функ­ци­о­на­лизма, сим­во­ли­че­ского интерак­ци­о­низма, кон­струк­ти­визма и так назы­ва­е­мой гума­ни­тар­ной социо­ло­гии, этно­ме­то­до­ло­гии, тео­рии соци­аль­ного обмена и тео­рий мир-систем, а также группы тео­рий, харак­те­ри­зу­ю­щих совре­мен­ное обще­ство как обще­ство риска. 13

Относи­тель­ное един­ство ука­зан­ных тео­ре­ти­че­ских кон­цеп­ций под­дер­жи­ва­ется лежа­щим в их основе «твер­дым ядром» иссле­до­ва­тель­ской социо­ло­ги­че­ской про­граммы. Это «ядро» в общем и целом состав­ляют базо­вые идеи и поня­тия (напри­мер, соци­аль­ный факт, иде­аль­ный тип, соци­аль­ная иден­ти­фи­ка­ция) клас­си­че­ских социо­ло­ги­че­ских тео­рий. Вместе с тем отста­и­ва­ется прин­цип мно­же­ствен­но­сти опи­са­ний и объ­яс­не­ний соци­аль­ной реаль­но­сти, веро­ят­ност­ная трак­товка социо­ло­ги­че­ского зна­ния как формы дис­кур­сив­ной и нар­ра­тив­ной прак­тики. Более того, в когни­тив­ное поле социо­ло­гии вклю­ча­ется мно­гие из тех явле­ний, кото­рые ранее социо­ло­ги­че­ской нау­кой часто игно­ри­ро­ва­лись (мета­форы, тропы, мето­ни­мии, фигуры рито­рики, схемы вооб­ра­же­ния, общие топосы, аффекты), пред­ла­га­ются нели­ней­ные модели ана­лиза мен­та­ли­тета общества. 14

См. New Directions in Contemporary Sociological Theory. Edited by Joseph Berger and Morris Zelditch Jr. New York ⁄ Rowman & Littlefield Publishers, Inc., 2002. 15

Понятие «социо­ло­ги­че­ское вооб­ра­же­ние» (sociological imagination) было впер­вые сфор­му­ли­ро­вано аме­ри­кан­ским социо­ло­гом Ч. Миллсом [C. Wright Mills (1916-1962)] в 1959 г. Это поня­тие харак­те­ри­зу­ется как спо­соб­ность инди­вида свя­зать в уме неви­ди­мые им явле­ния и собы­тия соци­ально-исто­ри­че­ской жизни с его лич­ными пере­жи­ва­ни­ями и лич­ным опы­том, тем самым осо­зна­вая и раз­ли­чая их лич­ност­ную и соци­аль­ную при­роду. Похожие идеи, но несколько в иной плос­ко­сти, раз­ви­вал рос­сий­ский фило­соф и социо­лог М. Мамар­да­швили (1930-1990), кото­рый, в част­но­сти, заме­тил, что рос­сий­ской социо­ло­гии необ­хо­димо пре­одо­леть чрез­вы­чай­ную бед­ность оте­че­ствен­ного социо­ло­ги­че­ского вооб­ра­же­ния.

В этой связи он при­во­дил при­мер того, как «кри­тики капи­та­ли­сти­че­ской рас­то­чи­тель­но­сти и анар­хии не могут себе пред­ста­вить, что в соци­аль­ной жизни могут быть вещи совер­шенно уди­ви­тель­ные и чудес­ные... Ум, как заво­ро­жен­ный, упи­ра­ется в блеск богат­ства и выгоды и не может себе пред­ста­вить, что из-за копейки (или из-за мизер­ной соци­аль­ной при­ви­ле­гии) может быть обще­ствен­ное рас­то­чи­тель­ство такого же мас­штаба и даже боль­шего, столь же кос­ное и непре­одо­ли­мое по меха­низму заин­те­ре­со­ван­ных сил, как и капи­та­ли­сти­че­ский инте­рес. Только с той раз­ни­цей, кстати, что послед­ний, будучи леги­тим­ным и откры­тым, может все-таки ком­пен­си­ро­ваться дей­ствием дру­гих сил и инсти­ту­тов» (Мамар­да­швили М. Мой опыт нети­пи­чен. СПб., 2000. С. 320).

Он дока­зы­вал, что мы «реаль­ное соци­аль­ное бытие склонны рас­смат­ри­вать как некое откло­не­ние от иде­аль­ной тео­рии, и все, что про­ис­хо­дит в жизни, при­пи­сы­ваем резуль­тату недо­ста­точно хоро­шего пони­ма­ния тео­рии. В этом смысле факт нико­гда не опро­вер­гает тео­рию. А нужно учиться в обла­сти соци­аль­ной мысли через наблю­да­е­мые явле­ния уметь видеть нена­блю­да­е­мые; тогда мы иначе пой­мем, то, что наблю­даем. В про­тив­ном слу­чае, без обра­ще­ния к этому эмпи­ри­че­ски неухва­ты­ва­е­мому эле­менту, мы реша­ю­щих вещей в нашей жизни, в жизни обще­ства и исто­рии не пой­мем». Согласно его точки зре­ния, пони­ма­ние слож­ных форм обще­ствен­ной жизни «помо­гают чело­веку совер­шить то уси­лие, без кото­рого он не может как авто­ном­ный и само­де­я­тель­ный субъ­ект про­жить свою жизнь, уста­нав­ли­вать отно­ше­ния с миром, с дру­гими людьми и, конечно, с самим собой» (Мамар­да­ш­вили М. Необхо­ди­мость себя. М., 1996. С. 320.). 16

В социо­ло­гии на рубеже двух тыся­че­ле­тий — про­шлого и нынеш­него — дает о себе знать «кри­зис дове­рия» отно­си­тельно орто­док­саль­ных и неор­то­док­саль­ных тео­рий соци­аль­ной реаль­но­сти, ста­вится под вопрос сам смысл мето­до­ло­гии социо­ло­ги­че­ской науки, раз­лич­ных постро­е­ний системно-струк­тур­ной модели обще­ства как тако­вого. Отмеча­ется, что сто­рон­ники ука­зан­ной модели до сих пор не смогли в пол­ной мере рас­крыть поня­тие «обще­ство» как место соци­аль­ного схож­де­ния всего необ­хо­ди­мого для его суще­ство­ва­ния и раз­ви­тия при тех или иных име­ю­щихся куль­тур­ных, эко­но­ми­че­ских, научно-тех­ни­че­ских и тех­но­ло­ги­че­ских воз­мож­но­стях, а также усло­виях вза­и­мо­дей­ствия с внеш­ним миром. Более того, не суще­ствует ни про­сто еди­ной, но и логи­че­ски непро­ти­во­ре­чи­вой цель­ной кон­цеп­ции того, как можно тео­ре­ти­че­ски и мето­до­ло­ги­че­ски под­сту­питься к такому пони­ма­нию и объ­яс­не­нию обще­ства. При этом за мно­гими из ныне суще­ству­ю­щих форм социо­ло­ги­че­ских умо­за­клю­че­ний, пре­тен­ду­ю­щих на место тео­рии, вообще нельзя при­знать ста­тус поня­тий­ного, идей­ного ком­плекса, спо­соб­ного истол­ко­вать и объ­яс­нить такое явле­ние, как обще­ство, пре­делы его внут­рен­ней авто­но­мии, пара­доксы, ано­ма­лии и мни­мо­сти соци­аль­но­сти, соци­аль­ное кон­стру­и­ро­ва­ние реаль­но­сти. Сегодня, к сожа­ле­нию, часто наблю­да­ется интен­ци­о­наль­ный спо­соб такого кон­стру­и­ро­ва­ния, кото­рый, если исполь­зо­вать опре­де­ле­ние, дан­ное Б. Г. Юдиным, пред­став­ляет собой «слож­ную смесь тех­но­ло­ги­че­ских воз­мож­но­стей направ­лен­ного вме­ша­тель­ства, с одной сто­роны, и наме­ре­ний, веро­ва­ний, норм и т.д., кото­рые вопло­ща­ются в про­из­воль­ных и созна­тельно про­ек­ти­ру­е­мых соци­аль­ных дей­ствиях — с дру­гой». (Юдин Б. Г. О чело­веке, его при­роде и его буду­щем ⁄⁄ «Вопросы фило­со­фии». 2004, № 2. С. 28). 17

Seidman S. The End of Sociological Theory ⁄⁄ The Postmodern Turn: New Perspectives on Social Theory. Cambridge, 1994. P. 121.

См. здесь.

Подроб­нее см. здесь.

На самом деле, ука­зан­ная кри­тика К. Марксом фило­со­фии и фило­со­фов в своей основе была неспра­вед­ли­вой. Философ­ское миро­воз­зре­ние и все фило­соф­ские суж­де­ния, начи­ная с древ­но­сти, нико­гда не были направ­лены только на объ­яс­не­ние мира; они все­гда под­ра­зу­ме­вали выбор и обос­но­ва­ние путей его совер­шен­ство­ва­ния, что, кстати, в целом ряде слу­чаев не устра­и­вало власт­ные струк­туры и доста­точно дорого обхо­ди­лось самим фило­со­фам. Вспом­ним хотя бы (пусть, даже если это пре­да­ния) о казни Сократа, исто­рию тюрем­ного заклю­че­ния Платона, изгна­ние (под стра­хом смерт­ной казни) Аристо­теля. В той или иной сте­пени социо­ло­гия импли­цитно все­гда при­сут­ство­вала в фило­соф­ских идеях и постро­е­ниях. К. Марксу пре­красно должно было быть известно о том, что миро­воз­зре­ние фило­со­фов XVIII в., и прежде всего, фило­соф­ские идеи Ж.-Ж. Руссо ока­зали свое воз­дей­ствие на мно­гих дея­те­лей и актив­ных участ­ни­ков Француз­ской рево­лю­ции; как и то, к каким кро­ва­вым послед­ствиям и к каким мас­шта­бам соци­аль­ной дегра­да­ции при­вели пред­при­ня­тые ими прак­ти­че­ские дей­ствия по пере­устрой­ству мира. В дей­стви­тель­но­сти, широко раз­ре­кла­ми­ро­ван­ное в даль­ней­шем кри­ти­че­ское выска­зы­ва­ние К. Маркса в адрес фило­со­фии и фило­со­фов, по сути, было направ­лено глав­ным обра­зом про­тив Л. Фейер­баха [L. Feuerbach (1804-1872)], отра­жая ранее зата­ен­ную не него обиду Маркса.

Дело в гом, что еще в октябре 1843 г., став соре­дак­то­ром «Немецко-фран­цуз­ского еже­год­ника», К. Маркс попы­тался при­влечь в каче­стве автора Л. Фейер­баха, пред­ло­жив ему высту­пить с раз­гром­ной ста­тьей про­тив одного из веду­щих немец­ких фило­со­фов Ф. В. Шел­линга [F. W. J. Schel­ling (1775-1854)]. Однако Фейер­бах отве­тил отка­зом, ука­зав на опро­мет­чи­вость пере­хода от кри­ти­че­ского ана­лиза тео­ре­ти­че­ских поло­же­ний к поли­тике пока соб­ствен­ная тео­рия не будет отшли­фо­вана до совер­шен­ства (см. Уин Ф. Карл Маркс. Пер. с англ. М., 2003. С. 64-66). Тем самым, кстати, Фейер­бах дока­зал, что ответ­ствен­ные фило­софы все­гда отли­ча­лись и кри­ти­че­ским под­хо­дом к сво­ему соб­ствен­ному уче­нию. Для самого Маркса это было неха­рак­терно и непри­ем­лемо, и он под­верг Фейер­баха доста­точно жест­кой критике. 21

Следует, правда, отме­тить, что «Немец­кая идео­ло­гия», в кото­рой содер­жа­лось дан­ное срав­не­ние, была впер­вые опуб­ли­ко­вана только в 1932 г. в СССР. 22

В одном из своих интер­вью П. Бурдье заявил, что если бы во Франции все знали ука­зан­ное срав­не­ние, при­ве­ден­ное К.Марксом, то соци­аль­ная наука «шаг­нула бы далеко впе­ред». См. Bourdieu P. Le sociologue en question // Bourdieu P. Questions de sociologie, Paris: Minuit, 1984, P. 37-60. 23

Даже в при­ми­тив­ном обще­стве можно обна­ру­жить воз­ник­но­ве­нии нераз­рывно свя­зан­ных с вла­стью спе­ци­фи­че­ских соци­аль­ных групп, кото­рые ста­но­ви­лись носи­те­лями прак­ти­че­ских, маги­че­ских и духов­ных зна­ний — вождей, шама­нов, жре­цов и ста­рей­шин. Перво­быт­ные лидеры посто­янно оку­на­лись в напря­жен­ные, нестан­дарт­ные, а нередко и экс­тре­маль­ные ситу­а­ции, свя­зан­ные с сохра­не­нием за собой вновь при­об­ре­тен­ного соци­аль­ного ста­туса. Уже в этот период завя­зы­ва­лись соци­аль­ные узлы общин­ной сети, риту­аль­ные струк­туры пони­ма­ния соци­ума, скла­ды­вался образ арха­и­че­ской соци­аль­ной онто­ло­гии, линг­ви­сти­че­ский кон­тур отно­ше­ний между людьми и куль­тур­ные формы само­вы­ра­же­ния чело­века. В даль­ней­шем в каче­стве струк­тур­ных еди­ниц суще­ство­ва­ния и раз­ви­тия социо­ло­ги­че­ских зна­ний уста­нав­ли­ва­лись когни­тив­ные сооб­ще­ства муд­ре­цов и жре­цов, фило­со­фов и про­ро­ков, зако­но­да­те­лей и мисти­ков, вла­сти­те­лей и пифий. Вообще, учи­ты­вая исто­рию суще­ство­ва­ния, раз­ви­тия и исполь­зо­ва­ния социо­ло­ги­че­ских зна­ний, социо­ло­гию можно условно под­раз­де­лить на импли­цит­ную и экс­пли­цит­ную.

Как импли­цит­ная социо­ло­гия ухо­дит сво­ими кор­нями в глу­бо­кую древ­ность и пред­став­ляет собой син­кре­ти­че­ское осмыс­ле­ние соци­аль­ного опыта (как пра­вило, неот­де­ли­мое от рас­суж­де­ний о госу­дар­стве и вла­сти) в рам­ках фило­со­фии, рели­гии, эко­но­мики, поли­тики, права, рито­рики и так далее.

Экспли­цит­ной, т.е. ясно осо­зна­ю­щей и выра­жа­ю­щей себя как осо­бую отрасль научно-прак­ти­че­ской дея­тель­но­сти, само­опре­де­лив­шу­юся часть науч­ного зна­ния, как науч­ную дис­ци­плину, социо­ло­гия стала только после вто­рой поло­вины XIX сто­ле­тия. Одним из глав­ных фак­то­ров, кото­рые спо­соб­ство­вали транс­фор­ма­ции социо­ло­гии из импли­цит­ной в экс­пли­цит­ную, можно счи­тать осо­зна­ние власт­ными струк­ту­рами уси­ли­ва­ю­щейся роли и зна­че­ния граж­дан­ского обще­ства, в том числе и для суще­ство­ва­ния самой госу­дар­ствен­ной власти. 24

См. Парсонс Т. Система совре­мен­ных обществ. Пер. с англ. М., 1998. С. 259.

В послед­ние деся­ти­ле­тия в запад­ной социо­ло­гии все боль­шее вни­ма­ние уде­ля­ется эко­но­ми­че­ской социо­ло­гии. Под эко­но­ми­че­ской социо­ло­гией пони­ма­ется направ­ле­ние социо­ло­гии, в рам­ках кото­рого осу­ществ­ля­ется социо­ло­ги­че­ский ана­лиз эко­но­ми­че­ских явле­ний, эко­но­ми­че­ских про­цес­сов и фак­тов соци­аль­ной жизни. Это направ­ле­ние совре­мен­ной социо­ло­гии берет свое начало от клас­си­че­ской полит­эко­но­мии, марк­сист­ской кон­цеп­ции эко­но­ми­че­ского мате­ри­а­лизма, а также от осно­ва­те­лей непо­сред­ственно социо­ло­гии как само­сто­я­тель­ной науч­ной дис­ци­плины. К послед­ним можно отне­сти М. Вебера, при­зна­вав­шего фун­да­мен­таль­ное вли­я­ние эко­но­ми­че­ских фак­то­ров на фор­ми­ро­ва­ние соци­аль­ной струк­туры обще­ства; Г. Зиммеля, одним из пер­вых обра­тив­ших вни­ма­ние на соци­ально струк­ту­ри­ру­ю­щее воз­дей­ствие денег; Э. Дюркгейма, под­черк­нув­шего осо­бую роль и зна­че­ние раз­де­ле­ния труда как усло­вия, обес­пе­чи­ва­ю­щего орга­ни­че­ское един­ство обще­ства, и мно­гих дру­гих социо­ло­гов, кото­рых, правда, чаще отно­сят к числу эко­но­ми­стов (Т. Веблен, Й. Шумпе­тер, Ф. Хайек и др.).

В насто­я­щее время основ­ное вни­ма­ние пред­ста­ви­тели запад­ной эко­но­ми­че­ской социо­ло­гии уде­ляют рас­смот­ре­нию и ана­лизу соци­аль­ных послед­ствий раз­лич­ных форм эко­но­ми­че­ского обмена, тому соци­аль­ному зна­че­нию, кото­рое им при­да­ется, а также их воз­дей­ствию (как поло­жи­тель­ному, так и отри­ца­тель­ному) на соци­аль­ное вза­и­мо­дей­ствие (интерак­ции) инди­ви­дов и соци­аль­ных групп. Кроме того, в конце два­дца­того века сфор­ми­ро­ва­лось осо­бое меж­дис­ци­пли­нар­ное науч­ное направ­ле­ние, полу­чив­шее назва­ние соци­о­эко­но­мики (socioeconomics), наце­лен­ное на изу­че­ние вза­и­мо­дей­ствия между эко­но­ми­че­ской дея­тель­но­стью и соци­аль­ной жиз­нью в целом и исполь­зу­ю­щее тео­рии и мето­до­ло­гию, заим­ство­ван­ную из социо­ло­гии, эко­но­мики, исто­рии, пси­хо­ло­гии и дру­гих гума­ни­тар­ных дис­ци­плин.

Как пра­вило, основ­ное вни­ма­ние фоку­си­ру­ется на соци­аль­ном воз­дей­ствии, кото­рое ока­зы­вают изме­не­ния в эко­но­ми­че­ских усло­виях жизни и в дея­тель­но­сти эко­но­ми­че­ских инсти­ту­тов, вклю­чая появ­ле­ние новых соци­ально зна­чи­мых това­ров (напри­мер, мобиль­ных теле­фо­нов), закры­тие про­мыш­лен­ных пред­при­я­тий, мани­пу­ли­ро­ва­ние ситу­а­цией на раз­лич­ных рын­ках, под­пи­са­ние меж­ду­на­род­ных и меж­го­су­дар­ствен­ных эко­но­ми­че­ских дого­во­ров, изме­не­ния госу­дар­ствен­ного регу­ли­ро­ва­ния сфере потреб­ле­ния энер­гии, эко­ло­гии и т.п. Социаль­ное воз­дей­ствие, кото­рое вызы­вают ука­зан­ные фак­торы (напри­мер, на струк­туру рас­пре­де­ле­ния дохо­дов, исполь­зо­ва­ние сво­бод­ного вре­мени, харак­тер потре­би­тель­ских при­стра­стий и потреб­ле­ния, на общее каче­ство жизни), иссле­ду­ется как на мест­ном (локаль­ном) уровне, так и в мас­шта­бах всего обще­ства. Резуль­таты ука­зан­ных иссле­до­ва­ний в свою оче­редь ока­зы­вают обрат­ное воз­дей­ствие на отно­ше­ние, скла­ды­ва­ю­ще­еся в обще­стве к тем или иным эко­но­ми­че­ским явле­ниям, а также к нор­мам, регу­ли­ру­ю­щим эко­но­ми­че­скую дея­тель­ность и соци­аль­ную жизнь в целом. 26

См., напри­мер, Gieryn, Thomas F. Cultural Boundaries of Science: Credibility on the Line. Chicago, 1999.

В насто­я­щее время только пере­чис­ле­ние основ­ных направ­ле­ний или отрас­лей социо­ло­гии может занять несколько стра­ниц печат­ного тек­ста. Поэтому при­ве­дем лишь несколько из них: аст­ро­со­цио­ло­гия, социо­ло­гия архи­тек­туры, социо­ло­гия вре­мени, социо­ло­гия госу­дар­ства и права, воен­ная социо­ло­гия, социо­ло­гия дет­ства, социо­ло­гия досуга, социо­ло­гия зна­ний, социо­ло­гия имми­гра­ции, социо­ло­гия исто­рии, социо­ло­гия ката­строф, социо­ло­гия куль­туры, социо­линг­ви­стика и социо­ло­гия языка, социо­ло­гия мате­рин­ства, социо­ло­гия меж­лич­ност­ных отно­ше­ний, социо­ло­гия меди­цины, социо­ло­гия нака­за­ния, социо­ло­гия науч­ных раз­ра­бо­ток и новых тех­но­ло­гий, социо­ло­гия обра­зо­ва­ния, социо­ло­гия окру­жа­ю­щей среды, социо­ло­гия отцов­ства, социо­ло­гия пожи­лого воз­раста, социо­ло­гия поли­тики, социо­ло­гия про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ний и социо­ло­гия труда, социо­ло­гия расо­вых и этни­че­ских отно­ше­ний, социо­ло­гия рели­гии, социо­ло­гия сек­су­аль­ных отно­ше­ний, социо­ло­гия семьи, социо­ло­гия СМИ, социо­ло­гия спорта, социо­ло­гия тела, социо­ло­гия тер­ро­ризма, социо­ло­гия эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия и т.д. В опре­де­лен­ной сте­пени подоб­ное раз­де­ле­ние социо­ло­гии на все воз­рас­та­ю­щее число направ­ле­ний отра­жает ее тес­ную связь и зави­си­мость от инте­ре­сов госу­дар­ства.

Такое деле­ние часто сопро­вож­дает ана­ло­гич­ные изме­не­ния в струк­туре бюро­кра­ти­че­ского аппа­рата госу­дар­ства, кото­рый посто­янно рож­дает и выде­ляет из себя допол­ни­тель­ные управ­лен­че­ские струк­туры, упол­но­мо­чен­ные кон­тро­ли­ро­вать и рефор­ми­ро­вать отдель­ные сек­тора соци­аль­ной жизни обще­ства. Таким обра­зом про­ис­хо­дит про­цесс инте­гра­ции новых «науч­ных» и бюро­кра­ти­че­ских спе­ци­а­ли­за­ций и их вза­им­ная под­держка. Вместе с тем нельзя не обра­тить вни­ма­ния и на тот факт, что совре­мен­ное кон­стру­и­ро­ва­ние назва­ний новых направ­ле­ний в социо­ло­гии можно оце­ни­вать и как совер­шенно пороч­ный, хотя и лег­кий нар­ра­тив­ный путь кон­та­ми­на­ции в каче­стве «веду­щего» слова «социо­ло­гия», сопро­вож­да­е­мого «ведо­мым» сло­вом, кото­рое, в прин­ципе, может быть про­из­вольно выбрано из наугад откры­того сло­варя.

Действи­тельно, если мы в каче­стве три­ви­аль­ного при­мера возь­мем извест­ный лозунг Француз­ской рево­лю­ции: «Свобода, равен­ство и брат­ство», то и из него легко полу­чить такие назва­ния для социо­ло­ги­че­ских направ­ле­ний, как социо­ло­гия сво­боды, социо­ло­гия равен­ства, социо­ло­гия брат­ства. Если же исполь­зо­вать содер­жа­ние «Декла­ра­ции прав чело­века и граж­да­нина», в кото­рой утвер­жда­лось, что люди сво­бодны и равны в своих пра­вах; что они обла­дают есте­ствен­ными и неотъ­ем­ле­мыми пра­вами на соб­ствен­ность, без­опас­ность и сопро­тив­ле­ние угне­те­нию; что они имеют есте­ствен­ное право делать все, что не при­чи­няет ущерб дру­гим, и что это право может быть огра­ни­чено только зако­ном; что люди счи­та­ются невин­ными, пока не будет дока­зана их вина; что они вправе сво­бодно выра­жать свои мысли и мне­ния, сво­бодно гово­рить, писать и пуб­ли­ко­ваться; что люди не могут быть лишены сво­его иму­ще­ства, кроме как по закону и с пред­ва­ри­тель­ной ком­пен­са­цией, то мы можем полу­чить чуть ли не весь ком­плект совре­мен­ной социо­ло­ги­че­ской спе­ци­а­ли­за­ции.

В этом «упраж­не­нии», кстати, рос­сий­ские социо­логи могли бы иметь суще­ствен­ное пре­иму­ще­ство над запад­ными. Возьмем, напри­мер, из школь­ной про­граммы роман И. Турге­нева «Отцы и дети» или роман Л. Толстого «Война и мир». Из пер­вого авто­ма­ти­че­ски полу­чаем: социо­ло­гия дет­ства, социо­ло­гия отцов­ства, герон­то­ло­ги­че­ская социо­ло­гия; социо­ло­гия ниги­лизма. Из вто­рого легко кон­стру­и­руем: социо­ло­гия войны, социо­ло­гия мира, социо­ло­гия войны и мира, и, нако­нец, тав­то­ло­гию — социо­ло­гия обще­ства (поскольку в рус­ском языке слово мир (Mip) также озна­чало сооб­ще­ство и общину). Кстати, мно­гих доре­во­лю­ци­он­ных рос­сий­ских социо­ло­гов, активно высту­пав­ших за осо­бый путь соци­аль­ного пре­об­ра­зо­ва­ния России и такой соци­аль­ный поря­док, в кото­ром веду­щая роль должна при­над­ле­жать новой кре­стьян­ской общине, мало забо­тил тот факт, что самим кре­стья­нам поня­тие «община» было неиз­вестно. Вместо него они исполь­зо­вали слово «Mip». 28

Доста­точно язви­тель­ное, но во мно­гих отно­ше­ниях весьма точ­ное опре­де­ле­ние поня­тия «идео­ло­гия» при­над­ле­жит немец­кому эко­но­ми­сту и биз­нес­мену Р. Крицфилду (род. 1921), кото­рые назвал идео­ло­гию вак­ци­ной, фор­ми­ру­ю­щей имму­ни­тет от мышления.

Вообще, поня­тию «пост­мо­дер­низм» доста­точно трудно дать точ­ное науч­ное опре­де­ле­ние и оценку, поскольку оно вклю­чает в себя мно­го­об­раз­ные по своим целям и зна­че­нию направ­ле­ния и раз­ветв­ле­ния кри­ти­че­ской науч­ной мысли, обла­да­ю­щей раз­но­об­раз­ными поли­ти­че­скими и идео­ло­ги­че­скими оттен­ками. Среди социо­ло­гов суще­ствуют такие оценки пост­мо­дер­низма и его после­до­ва­те­лей, как: «тео­рия, отри­ца­ю­щая тео­рию», «поко­ле­ние, одур­ма­нен­ное теле­ви­зи­он­ными про­грам­мами, заблу­див­ше­еся в сетях интер­нета и поте­ряв­шее спо­соб­ность систем­ного и ана­ли­ти­че­ского мыш­ле­ния», «ком­би­на­ция нар­цис­сизма и ниги­лизма», «обыч­ная форма манер­но­сти и вычур­но­сти в суж­де­ниях» и т. п. Можно также срав­нить пост­мо­дер­ни­стов с софи­стами. Подоб­ные одно­сто­рон­ние срав­не­ния и харак­те­ри­стики гре­шат тем, что при таком отно­ше­нии ко всем идеям и тео­риям, выска­зы­ва­е­мым пред­ста­ви­те­лями пост­мо­дер­низма, можно в оче­ред­ной раз с водой выбро­сить и ребенка.

В этой связи при­ве­дем слова аме­ри­кан­ского социо­лога А. Гоулднера, кото­рого никак нельзя запо­до­зрить в при­вер­жен­но­сти к пост­мо­дер­низму: «Самые непо­ко­ле­би­мые кри­тики интел­лек­ту­аль­ного истеб­лиш­мента, те, кто не может найти удо­вле­тво­ре­ние в нем и в его рам­ках, это обычно те, кто ценят не сокро­вища из его сун­дука, а дру­гие, совсем иные дости­же­ния. Обычно этого дости­гают люди с живым чув­ством исто­рии, кото­рые рас­смат­ри­вают себя как исто­ри­че­ских дея­те­лей и про­дол­жа­те­лей дав­ней обще­ствен­ной и интел­лек­ту­аль­ной тра­ди­ции. В дей­стви­тель­но­сти воз­на­граж­де­ния, к кото­рым они стре­мятся, не могут дать им их совре­мен­ники. Поэтому они менее под­да­ются соблазну и иску­ше­ниям насто­я­щего. С точки зре­ния их более кон­сер­ва­тив­ных совре­мен­ни­ков эти люди часто рас­смат­ри­ва­ются как ущерб­ные. Однако нередко они дей­стви­тельно ущербны в плане спо­соб­но­сти дости­гать резуль­та­тов, поскольку, будучи мене под­вер­жены вли­я­нию гос­под­ству­ю­щего окру­же­ния, они зача­стую кри­ти­че­ски чув­стви­тельны к огра­ни­че­ниям утвер­див­шихся интел­лек­ту­аль­ных пара­дигм и могут рабо­тать только в стиле, твор­че­ски рас­хо­дя­щемся с ними» (Гоулднер А. У. Насту­па­ю­щий кри­зис запад­ной социо­ло­гии. Пер. с англ. СПб., 2003. С. 40-41). 30

Об этом лучше всех про­тру­бил Влади­мир Влади­ми­ро­вич в поэме «Октябрь»: «Мы –⁄  голод­ные, ⁄  мы –⁄  нищие, ⁄  с Лениным в башке ⁄ и с нага­ном в руке».

Причем, под­дер­жи­вая необ­хо­ди­мость «стро­и­тель­ства» демо­кра­ти­че­ского обще­ства, зна­чи­тель­ная часть чле­нов нашего обще­ства, тем не менее, ока­зы­ва­ется поли­ти­че­ски «настро­ен­ной» на то, что реа­пи­зо­вы­вать демо­кра­ти­че­ские прин­ципы на прак­тике они будут только при том усло­вии, что им будет пока­зан чистый обра­зец демо­кра­тии — и тогда они ста­нут демо­кра­тами или при­мкнут к ним. Только тогда они будут видеть в демо­кра­тии для себя лично какой-то смысл. Такая пози­ция сродни ниги­лизму. Помимо всего про­чего, она ото­рвана от пони­ма­ния того, как и почему наша соци­аль­ная жизнь на том или ином вре­мен­ном этапе устро­ена так, а не иначе.

Реаль­ная соци­аль­ная жизнь все­гда про­ни­зана погра­нич­ными сопря­же­ни­ями, что тре­бует от нас циви­ли­зо­ван­ной гра­мот­но­сти для ее пони­ма­ния, вос­при­я­тия, объ­яс­не­ния и изме­не­ния. Только соци­ально гра­мот­ные граж­дане могут быть демо­кра­тами и либе­ра­лами. Чтобы соци­ально гра­мотно стро­ить нашу жизнь, от нас тре­бу­ется пони­ма­ние опре­де­лен­ных отвле­чен­ных истин отно­си­тельно самих себя, своих пре­дель­ных воз­мож­но­стей, потреб­но­стей и спо­соб­но­стей. Но зна­чи­тель­ная часть чле­нов обще­ства, вклю­чая и социо­ло­гов, можно ска­зать, по-преж­нему ходит на помо­чах, ждет инструк­ций, каких-то поли­ти­че­ских ука­зок сверху. Как спра­вед­ливо отме­чал еще М. Мамар­да­швили, так мы ничего не узнаем о себе, «потому что о себе мы можем узнать только на ответ­ствен­ном поле дея­тель­но­сти, где к чело­веку воз­вра­ща­ются послед­ствия его дей­ствий и поступ­ков». (Мамар­да­швили М. Как я пони­маю фило­со­фию... М., 1990. С. 61-62).

Корней Ивано­вич Чуков­ский в своих зна­ме­ни­тых «От двух до пяти» писал: «Из всех недет­ских песен ребята нашей страны чаще всего слы­шат “Интер­на­ци­о­нал”. Эта песня ими чрез­вы­чайно любима, хотя мно­гое в ней он вос­при­ни­мают по-сво­ему. Я знаю, напри­мер, трех­лет­него мла­денца, кото­рый, услы­шав строку “Воспря­нет род люд­ской”, вос­про­из­вел ее так: “Воз пря­ни­ков в рот люд­ской”. Когда я слышу из уст власть пре­дер­жа­щих один из при­ве­ден­ных идео­ло­ги­че­ских сло­га­нов, когда я вижу, как с чув­ством ско­рой все­об­щей правды и добра горят их взоры и до соци­аль­ной спра­вед­ли­во­сти они уже дотра­ги­ва­ются рукой, я вспо­ми­наю: “С Интер­на­ци­она-а-а-алом воз пря­ни­ков в рот люд­ской”. И я пони­маю, что они искренне видят этот рот, этот воз и, кажется даже доб­ро­душ­ное лицо возницы.»

Широко рас­про­стра­нив­шийся в России тер­мин «оли­гар­хия» — в пере­воде с гре­че­ского языка озна­чает «прав­ле­ние немно­гих» (счи­та­ется что гре­че­ское слово ολιγαρχία, про­ис­хо­дит от соеди­не­ния древне-гре­че­ских слов: ολίγον, «немного» и αρχή, «власть») — хотя и может исполь­зо­ваться для опре­де­ле­ния системы госу­дар­ствен­ной вла­сти в нашей стране в тече­ние мно­гих деся­ти­ле­тий и даже сто­ле­тий, тем не менее не соот­вет­ствует тому зна­че­нию, кото­рое вкла­ды­вают в него сего­дня боль­шин­ство рос­сиян. Основ­ная часть насе­ле­ния пони­мает под оли­гар­хами исклю­чи­тельно бога­тых людей, Вместе с тем для харак­те­ри­стики поня­тия «власть бога­тых» суще­ствует свой тер­мин — «плу­то­кра­тия» (гре­че­ское слож­ное слово «plutokratia» — кон­та­ми­на­ция от «πλούτος» — богат­ство и «κράτος» — сила, власть, в итоге — прав­ле­ние).

Исполь­зо­ва­ние этого тер­мина, как нам пред­став­ля­ется, в сло­жив­шейся рос­сий­ской дей­стви­тель­но­сти могло быть более умест­ным, в том числе для раз­ви­тия у нашего народа социо­ло­ги­че­ского вооб­ра­же­ния. И дело даже не в том, что отно­си­тельно неболь­шая часть бога­тых людей, обра­зо­вав­ша­яся по резуль­та­там при­ва­ти­за­ции госу­дар­ствен­ной соб­ствен­но­сти, пра­вит сего­дня поли­ти­че­ским балом. Важно пони­мать, что богат­ство и соб­ствен­ность эти люди полу­чили по воле госу­дар­ства и его спец­служб, пред­ста­ви­тели кото­рых не только не выпу­стили саму власть из своих рук, но и не потер­пели стрем­ле­ние новых соб­ствен­ни­ков открыто отста­и­вать соб­ствен­ную точку зре­ния. Поэтому дело в том эффекте, к кото­рому может при­ве­сти ассо­на­ция, т.е. осо­бый род мор­фо­ло­ги­че­ской асси­ми­ля­ции или народ­ное сло­во­про­из­вод­ство, когда сбли­жа­ются два слова, далеко не род­ствен­ные и не име­ю­щие ничего общего, кроме чисто внеш­него сход­ства своей формы. Поскольку состав­ная часть тер­мина «плу­то­кра­тия» в рус­ском языке созвучна со сло­вом «плут», то его широ­кое исполь­зо­ва­ние может при­ве­сти к тому, что подоб­ные формы госу­дар­ствен­ного прав­ле­ния будут вос­при­ни­маться как «плу­тов­ская власть».

Авторы книги «Бизнес Влади­мира Путина» (Екате­рин­бург, 2006. 304 с.) — поли­то­логи С. Белков­ский и В. Голы­шев — пред­ла­гают свое опре­де­ле­ние поли­ти­че­ской вла­сти совре­мен­ной России. Они пола­гают, правда, что сле­дует отка­заться от исполь­зо­ва­ния не тер­мина «оли­гар­хия», а от таких опре­де­ле­ний как «авто­ри­тар­ный режим» или «управ­ля­е­мая демо­кра­тия». По их мне­нию, мы живем в усло­виях «клеп­то­кра­тии» (про­из­вод­ное от поня­тия «клеп­то­ма­ния» κλέπτειν — воро­вать)), пони­мая под этим — «власть воров». Авторы счи­тают, что при­ня­тие дан­ного тер­мина всеми оппо­зи­ци­он­ными силами для харак­те­ри­стики поли­ти­че­ской системы совре­мен­ной России (как и мно­гих стран тре­тьего мира), может стать идео­ло­ги­че­ской осно­вой для кон­со­ли­да­ции этих сил. Действи­тельно, сего­дня одним из основ­ных лозун­гов любой оппо­зи­ци­он­ной силы явля­ется: «Власть ворует — долой власть воров!». Однако, во-пер­вых, ответ на вопрос о том, помо­жет ли кон­со­ли­да­ция оппо­зи­ции на дан­ной основе избав­ле­нию нашего обще­ства от «плу­тов­ской вла­сти», вызы­вает боль­шие сомне­ния. Во- вто­рых, само поня­тие «клеп­то­ма­ния» озна­чает страсть к воров­ству не как к созна­тель­ному пре­ступ­ному дея­нию, а в смысле болез­нен­ного вле­че­ния, что в какой-то сте­пени это воров­ство, если не оправ­ды­вает, то спо­соб­ствует более снис­хо­ди­тель­ному отно­ше­нию к зани­ма­ю­щимся им лицам. Более того, у госу­дар­ствен­ной вла­сти могут быть куда более опас­ные для обще­ства и инди­вида «болез­нен­ные вле­че­ния».

Правда, если учи­ты­вать воз­мож­ный эффект ассо­на­ции, то сле­дует заме­тить, что слово «клеп­то­кра­тия» в рус­ском языке может ассо­ци­и­ро­ваться с такими сло­вами как «кле­пать», «сту­чать, поклеп»;. С этой точки зре­ния поня­тие «клеп­то­кра­тия» может вос­при­ни­маться в обще­стве как «власть сту­ка­чей» — опре­де­ле­ние, кото­рое вполне под­хо­дит в каче­стве одной из базо­вых харак­те­ри­стик тота­ли­тар­ной плу­тов­ской вла­сти: «...Приятно мне в сплош­ном лесу буты­лок / Увидеть даже лица сту­ка­чей» [Юз (Иосиф Ефимо­вич) Алешков­ский (род. 1929)]. 34

Напом­ним выска­зы­ва­ние, кото­рое при­пи­сы­ва­ется фран­цуз­скому фило­софу, эко­но­ми­сту и госу­дар­ствен­ному дея­телю, мини­стру финан­сов (1774-1776) при короле Лю­до­вике XVI Ж. Тюрго [Turgot (1727-1781)]: «Дайте мне пять лет дес­по­тизма — и Франция будет сво­бодна». Право на пять лет дес­по­тизма Тюрго не полу­чил, несмотря на пер­во­на­чаль­ную под­держку короля и ряда вли­я­тель­ных лиц из его окру­же­ния. Будучи сто­рон­ни­ком монар­хии и про­тив­ни­ком идеи все­об­щего равен­ства, в тече­ние двух лет, когда Тюрго фак­ти­че­ски воз­глав­лял пра­ви­тель­ство, он попы­тался бороться с любыми фор­мами про­яв­ле­ния моно­по­лизма в эко­но­мике и необос­но­ван­ными при­ви­ле­ги­ями дво­рян­ства и духо­вен­ства, раз­ви­вать сво­боду тор­говли и спо­соб­ство­вать росту кон­ку­рен­ции, осу­ще­ствить реформу госу­дар­ствен­ного управ­ле­ния и либе­раль­ные изме­не­ния в соци­аль­ном устрой­стве. Прове­де­ние ука­зан­ных реформ в даль­ней­шем будет тре­бо­ва­нием фран­цуз­ских рево­лю­ци­о­не­ров. Однако среди тех, кто позже вста­нет у руля Француз­ской рево­лю­ции, будет нахо­диться много лиц (из числа всех сосло­вий), кото­рые до этого еди­ным фрон­том высту­пили про­тив реформ Тюрго и спо­соб­ство­вали его отставке.

Интересно, что неза­долго до своей отставки Тюрго обра­тился с про­ро­че­ским пись­мом к Лю­до­вику XVI, в кото­ром обри­со­вал всю смуту, кото­рая гос­под­ствует в умах обще­ства и вла­сти, отсут­ствие един­ства в мини­стер­стве, без­от­вет­ствен­ность пар­ла­мента, тесно свя­зан­ного с при­двор­ными кру­гами, вечно интри­гу­ю­щими и стре­мя­щи­мися нажи­ваться за счет казны, и без того разо­рен­ной. При этом Тюрго открыто ука­зал на опас­ные послед­ствия такого поло­же­ния дел для самого короля. Он также пред­ска­зал, что в слу­чае его отставки вся буря него­до­ва­ния обру­шится на «сла­бого и неопыт­ного короля», кото­рая его обру­шит, и он падет, увле­кая в своем паде­нии и коро­лев­скую власть. При этом Тюрго еще и сослался на при­меры из про­шлого: на судьбу Карла IX во Франции и Карла I в Англии. Крик отча­я­ния Тюрго не был услы­шан, и его про­ро­че­ство сбы­лось.

Зная после­ду­ю­щую исто­рию России, да, и сего­дняш­нее поло­же­ние дел в нашей стране, при­хо­дится в оче­ред­ной раз убеж­даться, что госу­дар­ствен­ная власть, как пра­вило, ока­зы­ва­ется неспо­соб­ной учиться и извле­кать уроки из исто­ри­че­ского опыта. 35

Штомпка П. Социо­ло­гия. Анализ совре­мен­ного обще­ства. М., 2005. С. 325-326.

Доста­точно рас­про­стра­нен­ной явля­ется точка зре­ния А. Шнитке, по мне­нию кото­рого «все наи­бо­лее страш­ные, чудо­вищ­ные собы­тия в исто­рии чело­ве­че­ства свя­заны с новым. Это — страш­ная Француз­ская рево­лю­ция, Октябрь­ская рево­лю­ция, все страш­ное, что свя­зано с реак­цией на Октябрь­скую рево­лю­цию в лице фашизма и с тем, что про­росло из этого. Все это наи­бо­лее страшно обна­ру­жи­ва­ется в пер­вом вопло­ще­нии. Дьявол бро­са­ется на то, что им еще не испы­тано». (См. Беседы с Альфре­дом Шнитке. М., 2003. С. 139).

К сожа­ле­нию, зна­чи­тель­ная часть чле­нов обще­ства не обла­дает доста­точ­ным соци­аль­ным вооб­ра­же­нием, чтобы понять, что очень мно­гое из того «нового», о кото­ром упо­ми­нает А. Шнитке, на самом деле явля­ется хорошо забы­тым или заново отре­жис­си­ро­ван­ным «ста­рым». Если, напри­мер, срав­нить Француз­скую и Октябрь­скую рево­лю­ции, то можно обна­ру­жить очень много общего в мето­дах и инстру­мен­тах их под­го­товки и реа­ли­за­ции. Может даже создаться впе­чат­ле­ние, что у них был один режис­сер, устро­ив­ший один и тот же кро­ва­вый спек­такль, только в раз­ном месте и раз­ным соста­вом акте­ров.

В этой связи при­хо­дится при­знать правоту Гегеля, отме­тив­шего, что исто­рия будет повто­ряться до тех пор, пока люди не усвоят уроки, кото­рые они должны из нее извлечь. Откры­тым, правда, оста­ется вопрос о том, смо­гут ли люди когда-либо извлечь и усво­ить уроки исто­рии для того, чтобы пре­рвать цепь ее страш­ных повторений.

Следует при­знать заслугу социо­ло­гов в том, что они спо­соб­ство­вали изме­не­нию гос­под­ству­ю­щей в обще­стве, среди эко­но­ми­стов и поли­ти­ков точки зре­ния о рав­но­знач­но­сти (тож­де­ствен­но­сти) поня­тий «эко­но­ми­че­ский рост» и «эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие». Они вполне обос­но­ванно обра­тили вни­ма­ние на тот факт, что эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие явля­ются более широ­ким и мно­го­гран­ным поня­тием, вклю­ча­ю­щим в себе все фак­торы улуч­ше­ния соци­аль­ной жизни чело­века. Поэтому в каче­стве пока­за­теля эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия не могут исполь­зо­ваться лишь дан­ные о росте ВВП и его подуш­ном рас­пре­де­ле­нии.

Для опре­де­ле­ния уровня эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия необ­хо­димо учи­ты­вать зна­чи­тель­ное число дан­ных о неэко­но­ми­че­ских (пра­виль­нее ска­зать — выхо­дя­щих за сферу мате­ри­аль­ного про­из­вод­ства) аспек­тах соци­аль­ной жизни инди­ви­дов. Напри­мер, такие как нали­чие, коли­че­ствен­ные и каче­ствен­ных харак­те­ри­стики исполь­зу­е­мого сво­бод­ного вре­мени, доступ­ность обра­зо­ва­ния, меди­цин­ской помощи и их каче­ство, состо­я­ние окру­жа­ю­щей среды, пока­за­тели граж­дан­ских и поли­ти­че­ских прав и сво­бод, общий уро­вень соци­аль­ной спра­вед­ли­во­сти в обще­стве. При этом стан­дарт­ные дан­ные, харак­те­ри­зу­ю­щие эко­но­ми­че­ский рост, при­зна­ются в каче­стве пока­за­теля эко­но­ми­че­ского раз­ви­тия только в том слу­чае, если этот рост сопро­вож­да­ется сокра­ще­нием и устра­не­нием бед­но­сти, без­ра­бо­тицы, повы­ше­нием стан­дар­тов (общего уровня) жизни инди­ви­ду­у­мов и их само­оценки; если этот рост не спо­соб­ствует углуб­ле­нию соци­аль­ного нера­вен­ства и рас­про­стра­не­нию чув­ства страха и неуве­рен­но­сти в обще­стве.

Свиде­тель­ством при­зна­ния дан­ного под­хода можно счи­тать выра­ботку ООН индек­сов соци­аль­ного (гума­ни­тар­ного) раз­ви­тия и соци­аль­ной бед­но­сти для харак­те­ри­стики сло­жив­ше­гося соци­ально-эко­но­ми­че­ского поло­же­ния в раз­лич­ных стра­нах. Индекс соци­аль­ного (гума­ни­тар­ного) раз­ви­тия рас­счи­ты­ва­ется с уче­том дан­ных о сред­ней про­дол­жи­тель­но­сти жизни, уровня обра­зо­ва­ния и реаль­ных дохо­дах на душу насе­ле­ния. Индекс соци­аль­ной бед­но­сти изме­ря­ется на основе дан­ных об ожи­да­е­мом уровне смерт­но­сти насе­ле­ния моложе 40 лет, про­центе негра­мот­ных среди взрос­лого насе­ле­ния, удель­ном весе лиц, не име­ю­щих воз­мож­ность и доступа к полу­че­нию ква­ли­фи­ци­ро­ван­ной меди­цин­ской помощи, а также чистой воды, про­центе детей в воз­расте до пяти лет, име­ю­щих вес ниже уста­нов­лен­ного стандарта.

Хайек Ф. Дорога к раб­ству. Пер. с англ. М., 2005. С. 104.

Для чита­те­лей, заин­те­ре­со­ван­ных в более глу­бо­ком изу­че­нии и пони­ма­нии ука­зан­ных вопро­сов, мы реко­мен­дуем озна­ко­миться с моно­гра­фи­ями В. В. Марты­ненко «Неизвест­ная поли­тика Банка России» (М., 2004) и «Кальдера госу­дар­ствен­ной вла­сти» (М., 2005), а также с дру­гими рабо­тами дан­ного автора, размещенными на сайте [www.martynenko-info.ru].