все публикации
масштаб
Владимир Мартыненко

от политических
спекуляций
и идеологического
тумана
к социальному
знанию
и осознанному
выбору

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПЕРВОЕ «ПРИШЕСТВИЕ»
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Гражданское общество
как образ «Левиафана»

Гражданское общество
как развивающееся
«политическое тело»

ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ «РАСПЯТИЕ»
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Марксистская перспектива
гражданского общества

Позитивистский рецепт
замены гражданского общества
на «Великое Существо»

«ВОСКРЕШЕНИЕ»
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Возрождение социально-
политического интереса
к проблематике
гражданского общества

Левиафан теоретических
конструкций

НОВОЕ ЗНАНИЕ
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Гражданское общество
в контексте системы
естественных прав
и обязанностей

Кредитно-денежные отношения
как метафизическая основа
гражданского общества

ПРОБЛЕМЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В РОССИИ

Нерешенные вопросы
и последствия приватизации

Необходимость переоценки
социальной роли банковской системы

«...Прошло у нас то время, господа, —
Могу сказать: печальное то время, —
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес — но не вполне — да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды...».

•••

«...Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!...».

 

А. К. Толстой (1817-1875): «Сон Попова»

идеологическое «распятие»
гражданского общества

МАРКСИСТСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Наверное, ни одна другая социальная теория и основанная на ее базе идеология не оказали в новейшей истории столь существенного влияния на жизнь нескольких поколений людей во всем мире как марксизм.

Э
ТА ТЕОРИЯ, 

хотя и раз­ра­ба­ты­ва­лась с при­це­лом на из­ме­не­ние по­ли­ти­чес­ко­го уст­ройст­ва, преж­де все­го, ве­ду­щих стран За­пад­ной Ев­ро­пы, наи­боль­ших «ус­пе­хов» в этом от­но­ше­нии дос­тиг­ла в Рос­сии, пос­по­собст­во­вав не­од­нок­рат­но­му пе­ре­ма­лы­ва­нию су­деб на­ше­го го­су­дарст­ва и его граж­дан, а так­же раз­де­ле­нию ми­ра на вос­точ­ный и западный.

«
В
ЗРАЩЕННЫЙ» ГЕГЕЛЬЯНЦАМИ К. МАРКС53

(1818-1883) с самого начала стал рассматривать гражданское общество с точки зрения выявления социальных сил, которые могут быть использованы для совершения революции и изменения существующего политического режима, прежде всего в Пруссии.

Р
ЕШАЯ 

дан­ную за­да­чу, он при­шел к вы­во­ду, что для ус­пе­ха по­ли­ти­чес­кой ре­во­лю­ции она долж­на при­об­рес­ти ста­тус со­ци­аль­ной революции. Для этого не­об­хо­ди­мо, что­бы:
 

С одной стороны, все недостатки общественной жизни воспринимались различными слоями гражданского общества как сосредоточенные в одном сословии, или в одном классе.

С другой стороны, требуется класс, интересы которого на определенном отрезке времени «сливались» бы с интересами всего общества, что позволило бы назвать этот класс всеобщим освободителем.

К
ОНСТАТИРУЯ ОТСУТСТВИЕ 

в Гер­ма­нии оп­ре­де­лен­но­го клас­са, ко­то­рый, бла­го­да­ря сво­ей ро­ли и дея­тель­нос­ти, мог быть зак­лей­мен как «от­ри­ца­тель­ный пред­ста­ви­тель об­щест­ва», Маркс зак­лю­чал, что для ре­во­лю­ции нужно образование класса, «по определению закованного в цепи», такого класса гражданского общества, который не принадлежал бы к гражданскому обществу и поэтому мог стать «распадом всех классов»54.

Такой специфический класс он нашел в зарождавшемся в то время в Германии пролетариате. Поскольку, согласно его логике, «ниже» пролетариата никаких классов гражданского общества не существует, то можно утверждать, что его политическое господство приведет к уничтожению всех классов и будет окончательным.

Подчеркнем, что идея о пролетариате как о могильщике буржуазии появилась не в результате глубокого экономического анализа и выявления законов исторического процесса смены общественно-экономических формаций, как это стало преподноситься Ф. Энгельсом55 (1820-1895) после выхода «Капитала»56 Маркса и всеми последующими марксистами. Эта идея не явилась итоговым результатом «научной» деятельности Маркса.

Наоборот — проведенный Марксом экономический анализ, фактически, являлся подгонкой под уже выработанную с самого начала философски спекулятивную идею победы пролетариата как низшего и последнего класса гражданского общества, высказанную в его первых работах57.

Заказ на разработку указанной идеи и подкрепление ее результатами «экономического анализа», скорее всего, и был сделан Энгельсом58 в качестве условия финансовой поддержки Маркса и их совместной деятельности59.

Е
СЛИ БЫ МАРКС ПРИДЕРЖИВАЛСЯ НАУЧНОГО ПОДХОДА, 

он пришел бы к выводу о том, что процесс социально-экономического развития ведет лишь к устранению законодательно закрепленных политических преград для представителей любых классов. Именно это является необходимым условием совершенствования заложенных в человеке возможностей и способностей, что и составляет смысл социального прогресса.

Теоретически, устранение та­ких по­ли­ти­чес­ких прег­рад мож­но оп­ре­де­ли­ть и как унич­то­же­ние всех клас­сов. Но это не оз­на­ча­ет лик­ви­да­цию про­ти­во­ре­чий меж­ду раз­лич­ны­ми слоя­ми и груп­па­ми граж­данс­ко­го об­щест­ва, в том числе между представителями различных профессий, число и значение которых должно изменяться под воздействием закона разделения труда в обществе.

Все это, правда, не вписывалось в основные политические цели Маркса и разработанную им концепцию классовой борьбы. В дальнейшем, понимая, что процесс постоянного разделения труда «мешает» ему обосновать предлагаемый им окончательный способ разрешения социально-политических проблем, Маркс «приказал» процессу разделения труда остановиться, назвав его историческим явлением60.

Развивая свои теоретические построения, Маркс также свел понятие «гражданское общество» к производственным отношениям, понимаемым как отношения людей в процессе производства, обмена, распределения и потребления материальных благ. Характер этих отношений ставился в зависимость от «господствующей» формы собственности на средства производства.

Далее, он заявил о росте антагонистических противоречий между сокращающимся (в результате процессов монополизации) числом собственников средств производства (капиталистов) и возрастающей массой пролетаризируемого населения, получив теоретическую возможность прямо противопоставить и столкнуть друг с другом два класса гражданского общества (но уже не упоминая, чтобы не путались под ногами социальные детали, о гражданском обществе как таковом), один из которых (как и предполагалось с самого начала) был заклеймен как виновник всех общественных бед.

Наконец, «превратив» государство в некую политическую надстройку для защиты эгоистических интересов частных собственников, он «пообещал», что она должна «отмереть» в результате социально-политической революции и прихода к власти пролетариата.

Т
ЕЗИС К. МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА ОБ «ОТМИРАНИИ» ГОСУДАРСТВА 

после «пролетарской революции» был необходим для придания захвату власти легитимности в глазах общества. Ведь в этом случае получалось, что такой захват власти уже нельзя было бы даже назвать «захватом», коль скоро в результате этого государство как власть и «организованное насилие» должно было перестать существовать.

Если бы Маркс и Энгельс «сохранили» государство в контексте своих теоретических рассуждений и выводов относительно неизбежности появления коммунистического общества (возникающего после революционного переворота), то вся их «научно-теоретическая конструкция» нового общественного устройства и ее привлекательность могли разрушиться, так и не реализовав своего «революционного потенциала».

Естественно, что, делая такой вывод, основоположники марксизма во многом игнорировали всегда существовавшие противоречия общества и индивида как собственника своей рабочей силы, предпочитая не замечать того факта, что указанный вид собственности лежит в основе любой формы собственности, будучи представлен во всех слоях гражданского общества, что этот род собственности составляет его базу и в конечном счете определяет весь процесс социального развития.

Идея «отмирания» пролетарского государства не согласуется также с другими теоретическими конструкциями марксизма, согласно которым признается, что задача и потребность в государственной власти заключались не только в появлении органа политического принуждения, но и в решении общих для различных членов общества проблем (безопасность, поддержание общественного порядка, развитие экономической и социальной инфраструктуры).

Вместе с тем следует признать, что в качестве идеологического оружия разрушения действующего государственного режима теория Маркса, превращенная в социальную религию, успешно сработала (кстати, не без помощи влиятельных политических сил и спецслужб государства, предоставившего Марксу политическое убежище61), правда, сначала не в Германии, а в России.

Но результатом «социально-политического эксперимента», естественно, оказалась не смерть государства, а воцарение деспотической государственной власти, названной «диктатурой пролетариата», приведшей к физической ликвидации значительной части общества и жесткому ограничению свободы самореализации личности.

О
ТМЕТИМ, 

однако, что влияние марксистской идеологии, с самого начала притязавшей на знание величайшего предназначения человечества, до сих пор прослеживается во многих теоретических построениях и практических действиях современных политиков и экономистов, социологов и публицистов. В явной или скрытой форме достаточно часто происходит воспроизводство ими отдельных теоретически ложных и социально опасных положений марксизма.

Кроме того, всегда находятся «мыслители», которые доказывают, что ошибочна не сама идея, а ее конкретное воплощение теми или другими лицами. Например, указаниям на факт крушения «реального социализма» в СССР и распада «социалистического лагеря» противостоят утверждения, будто бы «советский социализм» вообще не имел ничего общего с настоящим марксизмом.

Продолжаются рассуждения на тему допущенных искажений марксистской теории в процессе ее реализации на практике, цель которых — доказать, что сама теория Маркса (якобы научно доказавшего закономерность замены капитализма коммунистическим общественным устройством), за исключением некоторых несущественных погрешностей, остается истинно верной.

При этом многие решения и действия даже тех политиков, которые считают, что они не придерживаются марксистской теории или идеологии, на деле во многом обусловлены влиянием её укоренившихся стереотипов и догм62.



Маркс был выходцем из сравнительно богатой еврейской семьи, проживавшей в германском городе Трире, населенном преимущественно католиками, но в стране, где официальной религией являлось протестантство евангелического толка. Такая ситуация создавала достаточно специфический религиозный и социально-политический колорит жизни, формировавший мировоззрение К. Маркса в юности.

Особенно, если еще учесть, что предки Маркса, как по отцу, так и по матери, были раввинами. По всем канонам, К. Маркс, как старший сын, также должен был стать раввином, если бы не одно обстоятельство. Его отец, для сохранения права заниматься адвокатской практикой, находясь на государственной должности, принял христианство, превратившись в «убежденного» протестанта. Выбор протестантизма, а не католицизма, объяснялся социально-политическими причинами. Протестанты, хотя и составляли менее 3% населения Трира, но, как лица, исповедующие государственную религию, принадлежали к наиболее влиятельным горожанам. Маркс также был крещен, и соответственно, перспективы стать раввином для него исчезли.

О детстве К. Маркса мало что известно, за исключением того, что он проявил себя в качестве настоящего тирана по отношению к своим сестрам. Он мог в буквальном смысле слова кататься на них, как на лошадках, с горы, или заставлять съедать приготовленные им из глины «пирожные». Сестры Маркса терпели над собой насилие, ожидая — в виде «награды за покладистость» — услышать новые придуманные им истории.

Может быть, именно этот первый детский опыт Маркса определил его стремление к власти с помощью слова. По свидетельству практически всех очевидцев, К. Маркс испытывал удовольствие от своей способности провоцировать словесные выпады, занимаясь, мягко говоря, «интеллектуальным хулиганством». Некоторые современники характеризовали его как «интеллектуального убийцу с садистскими наклонностями». Практически любой человек, особенно из числа его бывших друзей, кто не считался с его капризами и «тираническими» требованиями, или с кем Маркс оказывался в ссоре, в лучшем случае навеки получал прозвище дворняжки или осла. Одновременно все отмечают присутствие несомненных умственных и организаторских талантов, способностью увлекать и вести за собой массы.

Например, один из идеологов социализма и сионизма М. Гесс (1812-1875) после первого знакомства с Марксом в конце 1841 г., когда тот начал работать под его руководством в «Рейнской газете», сравнил его с Руссо, Вольтером, Гольбахом, Лессингом, Гейне и Гегелем, «слитыми» в одном лице. Многие называли Маркса воплощением «демократического диктатора» и отмечали, что он, как правило, говорил в повелительном наклонении, его слова не допускали никакого противоречия. При этом их тон выражал твердую веру в его предназначение повелевать человеческими умами и предписывать им правила поведения.

Одновременно, многих коллег Маркса шокировала его привычка к беспорядку, его импульсивное поведение, а также формы проведения досуга и аристократические замашки. Маркс также очень дорожил аристократическим происхождением своей жены и даже заказал для неё специальные визитные карточки, на которых было написано: «Г-жа Женни Маркс, урожденная баронесса фон Вестфален». Он мечтал об аристократической жизни и для своих детей. Для девочек планировалось удачное замужество, что предполагало отнюдь не пролетарское воспитание и образование. Подобные планы несколько расходились с его публичными утверждениями о скором наступлении всеобщей пролетаризации. В подростковом возрасте дочери Маркса посещали «семинарию для леди», им давались частные уроки французского, итальянского, рисования и музыки. Для них покупались бальные платья, устраивались уроки танцев, им старались предоставить и все остальные общественные блага, которые можно купить за деньги. Однако планам Маркса на выгодное замужество своих дочерей не суждено было сбыться.

Отметим, что все это вряд ли могло оставаться без внимания иностранных спецслужб, особенно, если учитывать, что умственные и организаторские достоинства Маркса оказались невостребованными на родине. Маркс явно был неудовлетворен своим социальным положением, отсутствием признания со стороны ведущих немецких философов, невозможностью продолжить университетскую карьеру.

См.: Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. М.: Политиздат, 1955. Т. 1. С. 425-427.

Энгельс родился 28 ноября 1820 года, как считается, в набожной и трудолюбивой немецкой семье. Его предки, жившие в Рейнской провинции Пруссии, более 200 лет зарабатывали себе на жизнь, занимаясь сельским хозяйством. Но затем принялись за более доходный бизнес — торговлю текстилем.

Известно, что отец Энгельса, тоже Фридрих Энгельс, расширил данную деятельность, построив в 1837 году в партнерстве с двумя братьями Эрмен сначала текстильную фабрику в Англии, в Манчестере (1837), и лишь четыре года спустя (в 1841) — в Германии (в Бармене и Энгельскирхене). Этот факт может указывать на высокую степень вероятности наличия у старшего Энгельса связей с британскими спецслужбами.

В противном случае слабо верится, что простому немецкому торговцу позволили открыть хлопчатобумажную фабрику в Манчестере. Ведь в то время хлопок был самым важным и прибыльным (после опиума) товаром для Англии, на котором расцветала британская торговля и «Британская ост-индская компания». Англия почти полстолетия пользовалась монополией по снабжению мирового рынка хлопчатобумажными товарами, а текстильная промышленность находилась под контролем самых богатых людей, принадлежавших к высшему обществу Лондона. Заметим, что стремление сохранить огромные выгоды от монопольного положения в этой области было причиной издания запрета на вывоз за границу (под страхом смертной казни) прядильных и ткацких машин, изобретенных и действовавших в Англии. Этот запрет был отменен только в 1842 г.

Получается, что открытые Энгельсом-отцом в 1841 г. текстильные фабрики в Германии использовали прядильные машины, вывезенные из Англии в виде контрабанды. Но вряд ли отец Энгельса и его английские партнеры пошли бы на такой шаг и связанный с ним риск без получения молчаливого согласия британских спецслужб. В этой связи не исключена возможность, что под контролем последних могли оказаться оба (сын и отец) Фридриха Энгельса. В год открытия текстильной фабрики в Манчестере юный Энгельс окончил школу (в свидетельстве об окончании директором школы было отмечено, что он «полагает, что имеет намерение заняться бизнесом в качестве карьеры»). В 1838 г. Энгельс начал обучение азам бизнеса в портовом Бремене, где отец подыскал ему место клерка без жалованья в торгово-экспортной компании.

Там Энгельс участвует в деятельности организованной при содействии британских спецслужб литературной группы «Молодая Германия», в том числе помогая доставке в Германию нелегальной литературы. Затем (после раскола «Молодой Германии») переходит в группу младогегельянцев. Весной 1841 г. Энгельс поступает на военную службу, записавшись в гвардейскую артиллерию, и уезжает в Берлин, где расширяет круг знакомых из числа «младогегельянцев», поскольку, несмотря на военную службу, активно посещал занятия в университете. Военная служба длилась недолго, и в конце 1842 г. Энгельс был отправлен в семейную фирму в Манчестер.

Перед отъездом в Англию Энгельс посетил принадлежащую близким к нему кругам редакцию «Рейнской газеты», где к тому времени К. Маркс был редактором. Между ними состоялась беседа, которая оказалась более чем прохладной: оба крайне настороженно, с определенной долей неприязни и подозрения отнеслись друг к другу.

В этой связи странным может показаться тот факт, что, покинув Манчестер, где он проработал до середины 1844 года, и возвращаясь в Германию, Энгельс решил предварительно навестить Маркса в Париже. Известно, что летом 1844 г. они, проведя вместе десять дней (употребив несчетное количество красного вина), поклялись друг другу в вечной дружбе.

Эти десять дней в Париже, поистине, стали десятью днями, которые потрясли мир, но о которых ни Маркс, ни Энгельс, практически, нигде и ничего не вспоминали. Причина их странной встречи и основная тема их десятидневных разговоров во многом остаются покрыты завесой тайны.

Работа над политэкономией давалась Марксу с большим трудом. Не исключено, что каждый раз приступая к ней, он испытывал нечто вроде отторжения. Такого рода отторжение может быть объяснено тем, что на момент получения заказа на политэкономическое обоснование коммунизма и предстоявшей в Европе революции, реальные познания Маркса в области экономики были на достаточно низком уровне. Не случайно он предпочитал писать памфлеты и устраивать «разборки» с авторитетами немецкой философии.

Первый и единственный том «Капитала», опубликованный при жизни Маркса, был подготовлен последним к изданию двадцать лет спустя после начала работы над ним.

Известно также, что когда Энгельс после смерти Маркса ознакомился с его архивом и выяснил, что почти все заметки и черновые наброски, из которых в дальнейшем Энгельсу пришлось создавать второй и третий тома «Капитала», были написаны Марксом до 1867 года, т.е. до издания первого тома, он не смог сдержать своего негодования. В письме к Августу Бебелю (1840-1913) Энгельс признался: «Знал бы я это, я бы день и ночь не давал ему покоя, пока все не было бы написано и опубликовано». (См.: Энгельс Ф. Письмо Августу Бебелю в Борсдорф. Истборн, 30 августа 1883 // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд., М.: Политиздат, 1967. Т. 36. С. 49-52).

Указанная идея окончательно созрела и выкристаллизовалась в течение последующих нескольких лет, представ почти в окончательно оформленном виде в «Манифесте коммунистической партии» (1848). Но ее очертания были достаточно отчетливо представлены уже в самых первых работах Маркса, опубликованных в 1844 году.

Отметим, что Энгельс, несмотря на то, что он, по свидетельству современников, производил впечатление высокомерного, самодовольного и надменного барина, с самого начала на людях подчеркивал свое подчиненное положения по отношению к Марксу. Формально он занял второе место в их дуэте, играя для всех роль добровольного помощника нового «спасителя человечества», не требуя и не ожидая взамен никакой благодарности.

Однако если проанализировать опубликованную переписку Маркса и Энгельса, то картина их отношений предстанет несколько в ином свете. Энгельс, кстати, получил от Маркса недвусмысленный псевдоним — «Генерал», ставший общепринятым обращением к Энгельсу для всех друзей и близких.

Уже в первых своих письмах к Марксу в 1845 г. Энгельс фактически требует от Маркса скорейшего завершения его работы над политическими и экономическими рукописями, считая, что для их публикации настало «самое время», «умы созрели», и они «должны ковать железо, пока горячо». Эти письма дают основания предполагать, что именно от Энгельса исходил заказ на написание Марсом его основного политэкономического труда, получившего в дальнейшем название «Капитал». Именно он поставил перед Марксом задачу подготовить и представить общественности углубленное экономическое «подтверждение» для обоснования коммунистической идеологии, сформировать доказательства закономерности захвата политической власти пролетариатом, обеспечив привлечение не только интеллигенции, но и широких народных масс к революционной деятельности под собственным руководством.

Отношения Макса и Энгельса не вписывались в эти рамки, хотя их человеческие характеристики, социальное положение, привычки и манеры существенно разнились и были во многом диаметрально противоположными. Рядом биографов Маркс и Энгельс даже сравниваются с воплощениями гегелевских тезиса и антитезиса.

Маркс, по национальности еврей, смуглый, очень маленького роста, испытывал, несмотря на исключительно высокое самомнение и амбиции, взлёты и падения настроения; его чувство уверенности в себе могло чередоваться с самоедством. Энгельс часто характеризуется как светловолосый чистокровный ариец, казавшийся рядом с Марксом почти гигантом (хотя по современным меркам его следует отнести к людям среднего роста), всегда демонстрировавший не просто завидное самообладание, но и самоуверенность, и даже надменность.

Маркс являлся неорганизованным человеком, жил в беспорядке, ему постоянно не хватало ни денежных средств, ни времени; он был не способен заниматься каким-либо бизнесом, никогда не состоял ни на какой службе. Энгельс же проявил себя очень способным организованным работником и бизнесменом. Он находил время и для занятий бизнесом (проводя полный рабочий день на текстильной фабрике или на хлопковой бирже), и для наслаждений всеми прелестями жизни (охота, лошади в конюшне, любовницы в спальне, шампанское в погребе), и для написания книг, писем и статей — порой и за Маркса.

Известно, что Маркс, признавая высокую работоспособность Энгельса, всегда завидовал тому, что Энгельс «может — пьяный или трезвый — работать в любое время дня и ночи, пишет быстро и дьявольски скор на подъем». (См: Маркс К. Письмо Адольфу Клуссу в Вашингтон. Лондон, середина октября 1853 // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. М., 1967. Т. 28. С. 506-507.

У Маркса был очень неразборчивый почерк, он постоянно и безжалостно правил текст, делал многочисленные вставки, что показывало, каких усилий стоила ему работа. Энгельс, кстати, был одним из немногих людей, способных прочитать рукописи Маркса. При этом у самого Энгельса почерк, как и весь стиль жизни, был четкий, деловой и элегантный.

Коммунистическая идеология, отвергавшая пользу и справедливость частной собственности, требовавшая распределения всех продуктов на основании потребностей людей (а в своем примитивном варианте — еще и равные права мужчин на всех женщин), существовала задолго до Маркса, который, кстати, в начале 1840-х годов имел о ней лишь поверхностное представление. Но эта идеология в основном развивалась в рамках различных религиозных течений и базировалась на морально-этических или религиозно-мистических соображениях, которые, естественно, не находили себе подтверждения в практических опытах по их реализации на практике.

Заметим, что Т. Мор (1478-1535) и Т. Кампанелла (1568-1639), которых можно считать основоположниками теократического коммунизма (нашедшего свое воплощение в форме принудительного крепостного труда, организованного иезуитами в Парагвае), выступали в поддержку католической церкви и мирового господства Папы Римского, что не увязывалась с интересами многих представителей британских властных структур.

Энгельс, определяя коммунизм не как доктрину, а как движение, вероятно, с самого начала осознавал необходимость придания коммунистической идеологии видимости научного характера, обоснования экономической закономерности появления коммунизма для того, чтобы привлечь на свою сторону значительную часть революционно настроенной интеллигенции и с ее помощью более широкие пролетарские массы. При этом он, похоже, никогда не строил иллюзий относительно результатов любых революционных преобразований.

Как покажут его последующие заявления, он вполне осознавал, что стремления и надежды, которые лелеет основная масса участников революционного переворота, никогда в полной или даже значительной мере не воплощаются в результатах свершившейся революции.

Впервые в печати в почти законченном виде эта его позиция и так называемый материалистический взгляд на историческое развитие предстанут в опубликованной в 1847 г. работе «Философия нищеты», посвященной критике П. Ж. Прудона (1809-1865). Ранее написанная Марксом и Энгельсом «Немецкая идеология», где этот подход также освещен, не была опубликована при жизни Маркса и впервые увидела свет только в 1932 г. в СССР.

С 1849 г. и до смерти Маркс жил в Великобритании, правительство которой оказывало разнообразную поддержку различным революционным движениям на европейском континенте, имея целью разрушение или подчинение своему влиянию, прежде всего, империй-конкурентов.

Заметим, что Томас Мор в своей «Утопии» (ставшей одним из «источников» марксизма) достаточно подробно описал метод реализации государственных внешнеполитических интересов, который, похоже, был принят на вооружение политической элитой страны. В разделе, описывающем организацию военного дела, Т. Мор отметил следующее: «Победы, соединенные с кровопролитием, вызывают у них не только чувство отвращения, но и стыда... Наоборот, победа и подавление врага искусством и хитростью служит для них предметом усиленной похвальбы... Они обещают огромные награды тому, кто погубит вражеского государя... Неоднократно известны такие случаи, когда государя выдавали те, на кого эти лица особенно надеялись. Так легко подарки склоняют людей на любое преступление. А утопийцы не знают никакой меры в обещании этих подарков... Они обещают не только неизмеримую кучу золота, но и очень доходные имения, которые назначают в полную и постоянную собственность в наиболее безопасных местностях... Если дело не подвигается путем подкупа, то утопийцы начинают разбрасывать и выращивать семена междоусобий, прельщая брата государя или кого-нибудь из вельмож надеждой на захват верховной власти. Если внутренние раздоры утихнут, то они побуждают и натравляют на врагов их соседей, для чего откапывают какую-нибудь старую и спорную договорную статью, которые у королей всегда имеются в изобилии... Утопийцы ищут не только хороших людей на пользу себе, но и негодяев [из другого народа], чтобы употребить их на зло. В случае надобности они подстрекают их щедрыми посулами и подвергают их величайшим опасностям, из которых обычно большая часть никогда не возвращается за обещанным. Но тем, кто уцелеет, утопийцы добросовестно выплачивают, что посулили, желая разжечь их на подобный же риск. Поступая так, утопийцы имеют в виду только гибель возможно большего количества их, так как рассчитывают заслужить большую благодарность человечества в случае избавления вселенной от всего сброда этого отвратительного и нечестивого народа... Они не ведут зря войны на своей территории, и нет никакой побудительной причины, которая бы заставила их допустить на свой остров чужие вспомогательные войска».

Несколько ранее, в разделе «О взаимном общении» утопийцев, Т. Мор рассказал, что они решают проблему перенаселения своего острова путем образования колоний, поступая с местным населением (туземцами) следующим образом: «В случае отказа жить по их законам утопийцы отгоняют туземцев от тех пределов, которые избирают себе сами. В случае сопротивления они вступают в войну. Утопийцы признают вполне справедливой причиной для войны тот случай, когда какой-либо народ, владея попусту и понапрасну такой территорией, которой не пользуется сам, отказывает все же в пользовании и обладании ею другим, которые по закону природы должны питаться от нее».

Отметим одно вполне справедливое замечание российского социолога А. А. Зиновьева (1922-2006) о том, что в постсоветской России политические партии и «высшая власть», пытаясь выработать свою политическую идеологию, «идут на поиски национально-русской идеологии. И хотят этого или нет, в подсознании ищущих и творящих идеологии мыслителей маячит образец отвергнутой и поверженной марксистской идеологии». (Зиновьев А. Идеология партии будущего. М.: Алгоритм, 2003. С. 110-111).

ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ
«РАСПЯТИЕ»
ГРАЖДАНСКОГО
ОБЩЕСТВА

Марксистская перспектива
гражданского общества

Позитивистский рецепт
замены гражданского
общества на «Великое
Существо»