Все права на данную публикацию принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной публикации полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия публикации, её автора и адреса публикации в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной публикации присылайте на адрес электронной почты:
.
У
же десять лет как слово «дефолт» вошло в лексикон значительной части россиян, вызывая у людей страх потери своих сбережения и опасения за свою дальнейшую судьбу. Немногие, правда, понимают действительное значение данного термина, не говоря уже о реальных причинах связанных с ним негативных событий.
Сегодня дефолт в основном ассоциируется с массовым банкротством коммерческих банков, резким падением валютного курса рубля и ростом цен.
Вероятность повторения данной ситуации и вызывает основное беспокойство наших сограждан, когда они задаются вопросом или слышат прогнозы ряда неправительственных экспертов о возможности нового дефолта. Представители государства, придерживаясь более строгого определения дефолта как отказа правительства от погашения своих долговых обязательств, во многом безуспешно пытаются опровергнуть подобные опасения и неблагоприятные прогнозы, указывая на очевидные отличия ситуации десятилетней давности и нынешней.
Однако и простых людей, и экспертов больше волнуют не отличия, которые действительно существуют, а определенные сходства.
Наиболее очевидным из них является возрастание темпов обесценения денег при явных попытках властей существенно занизить реальные показатели инфляции в стране. У многих еще не стерлись в памяти сделанные накануне печальных событий августа 1998 года официальные заверения об отсутствии причин для беспокойства. Можно вспомнить, что тогда в президентском Послании было заявлено, что «катастрофа, многократно обещанная критиками курса, не состоялась, и уже ясно, не состоится… У нас сформированы условия перехода от стратегии преодоления кризиса к стратегии подъема… Появились развитый негосударственный сектор, современная банковская система, рынки товаров, услуг, капитала... Удалось победить инфляцию... Устойчив валютный курс, накоплены достаточные золотовалютные резервы… Финансовая и денежная системы страны уже достаточно окрепли для того, чтобы не только справляться с внутренними проблемами, но и держать удары извне». 1 
Как оказалось, все эти утверждения, которые почти дословно повторяются сегодня, на деле ничего не стоили.
Практически сразу появились оправдания представителей власти и ссылки на юго-азиатский финансовый кризис, способствовавший оттоку иностранного капитала с российского рынка ГКО (государственных краткосрочных обязательств). Позже эти оправдания стали дополняться объяснениями в виде критики политики МВФ, который, оказывается, выделил России не вовремя и не в полном объеме обещанный кредит.
Однако базовая причина и основной урок дефолта — это отсутствие должной ответственности властных структур. И эта причина не устранена и сегодня.
Кстати, и тогда, и сегодня мало кто осознает, что с социально-правовой точки зрения в ситуации 1998 г. мы столкнулись с дефолтом не только правительства, но и Банка России. Ведь последний, согласно условиям выпуска ГКО, принял на себя гарантийные обязательства по их погашению, но отказался от их выполнения. Конечно, говорить о дефолте Банка России, наделенного монопольным правом на денежную эмиссию, можно только с оговорками. Все государственные ценные бумаги, деноминированные в рублях, вне всякого сомнения, могли быть Банком России погашены.
Но дело в том, что выпуск ГКО, проходивший при взаимодействии правительства и Банка России в целях формирования для приближенных к власти структур «первоначального капитала» и создания видимости законности продажи им прибыльных объектов государственной собственности, превратился в один из главных факторов, обусловивших рост дефицита бюджета и неоправданное увеличение государственного долга (подробнее см.: Мартыненко В.В. Неизвестная политика Банка России. — М., 2004. С. 155-161).
Результатом этого явилась ситуация, при которой погашение долга было связано с риском неуправляемой галопирующей инфляции. В качестве метода борьбы с такой инфляцией, похоже, было принято решение о фактическом ограблении предприятий и граждан, участвовавших в операциях с ГКО, а также клиентов тех банков, которые оказались неплатежеспособными.
Причем для банков, имевших «особые отношения» с правительством и Банком России, дефолт, скорее, явился не причиной, а поводом для их банкротства и ликвидации. Вследствие этого были «спрятаны в воду все концы», связанные с залоговыми аукционами (подробнее см., например, Мартыненко В.В. Видимость законности как худшая форма беззакония // Наука. Культура. Общество, № 6, 2006).
К сожалению, действительные причины дефолта 1998 года до сих пор в значительной степени не осознаны или замалчиваются.
В этой связи опасения насчет возможного повторения не внешних проявлений дефолта (в виде отказа правительства от погашения государственных ценных бумаг: их объем сегодня невелик), а последствий контрпродуктивной денежно-кредитной и финансовой политики, монополистического срастания государственной бюрократии и определенной части банковского сектора, можно считать достаточно обоснованными.
Владимир Мартыненко, д.п.н., профессор, зам. директора ИСПИ РАН